Туман безумия. Константин Семин о том, как Жириновский судит Ленина
В метро или на овощном рынке, в придорожной закусочной или дорогом супермаркете, наблюдая злые, уродливые гримасы современной действительности, я часто думаю: а что если бы всё это — скажем, в виде фантастического фильма — показали советским людям? Что бы сказали они, узнав, как будет выглядеть жизнь тридцать, сорок, пятьдесят лет спустя? Что сказали бы фронтовики? Что сказали бы беззаботные и наивные физики с лириками? Комсомольцы с БАМа? Гагарин и Титов? Рабочие ЗиЛа или АЗЛК? Солдаты и офицеры Группы войск в Германии?
Вероятно, ушедшим поколениям советских граждан наша сегодняшняя реальность показалась бы болезненной фантасмагорией. Апокалиптическим театром, в котором невозможно разобрать, где Бессмертный Полк, а где — Безумный Макс. Вот какие мысли крутились у меня в голове, когда в одном из павильонов Мосфильма вспыхнули софиты, и два человека, поднявшись на сверкающий подиум, принялись яростно обсуждать третьего — давно умершего человека, без которого, однако, невозможно представить себе ни Мосфильм, ни мосфильмовский символ — Рабочего с Колхозницей, ни самих спорщиков. Спор шёл о Ленине, а также о том, виноват ли Ленин в обрушении дома, который построил Ленин.
Проханов приехал в мрачном настроении. "В самой постановке вопроса я чувствую какую-то иезуитскую хитрость. Словно кто-то желает ударить советской инерцией по шатким основам сегодняшней государственности. Так, чтобы, защищая Ленина, мы неминуемо били по Путину, — размышлял писатель, — Думаю, Жириновский победит, но будем сражаться".
Одинаковые тёмные костюмы, аккуратные галстуки, гладкие проборы. Боевые порядки ЛДПР стройны и готовы к прибытию генерала. Вот и он. За ним хвост из фотокамер. Портфели, папочки, угодливо шуршащие блокноты. Которые по счёту выборы на носу? Для Жириновского прямой эфир — как живая вода, как инъекция адреналина. Мотор! И Ленин падает, сбитый с ног первым же ударом:
— Сегодня мы дадим оценку тому, кто разрушил два великих государства, уничтожил лучшее, что было в нашем народе за тысячу лет!
Туман безумия сгущается. Я понимаю, что и сам пропитываюсь им. О каком народе речь? О каком государстве? Удары сыплются один за одним. Хук с правой. Хук с левой. Наш противник в отличной форме.
— Немецкий шпион! Пломбированный вагон!
Жириновский взбирается на опрокинутую статую Ленина и скачет, скачет, скачет. "Слава Украине! Героям слава!" — память хватает с полки первую попавшуюся видеозапись. Через хлопья мокрого снега я вижу за спиной Жириновского декабрьский Киев, бульвар Тараса Шевченко и огромную глыбу красного гранита. Фотовспышки озаряют фигуру с кувалдой. Удар. По голове. Удар. По голове.
— Коммуняку!
И молот взмывает вверх.
— На гиляку!
И молот гулко отскакивает от ленинского затылка. Толпа помогает, встраивается в ритм. Погромная аэробика.
— Коммуняку! — разрезает воздух ещё чей-то надрывный голос.
— На гиляку! — выдыхает подростковым, ломающимся баском толпа, и кувалда падает вновь.
Лидер ЛДПР и его группа поддержки работают чётко и слаженно. Мастерство. Я не слышу их слов, я вижу Майдан. Вижу окровавленное лицо Ростислава Василько — первого секретаря Львовского горкома компартии. В 2008-м году Жириновский обещал Тягнибоку встать на колени в знак покаяния за преступления советского режима. На Майдане Жириновского не оказалось, поэтому на колени поставили Василько. Ему ломают ребра дубьём, заставляют целовать крест, загоняют иглы под ногти. Я вижу Запорожье и горстку защитников Ленина, взятых фашистами в кольцо. Они стоят, сцепив руки, под сплошным градом из яиц, камней, бутыльков с зелёнкой и йодом. Через несколько часов издевательств им дадут коридор для выхода. Сквозь строй полиции, гнущийся под напором улюлюкающей толпы, их выведут прочь. Жириновский вытирает пот с лица. Ведущий объявляет рекламную паузу.
— Вашего Ленина в крематорий. И сжечь!
Жириновский и крематорий. Пытаюсь вспомнить термин, которым описывается этот парадоксальный кураж, этот экстаз, заставляющий человека забыть об опасности, жонглировать словами, которые лучше не употреблять без причины. Крематорий. Зачем ему крематорий? Я вижу горящий одесский Дом профсоюзов. Спохватываюсь: где-то глубоко в почтовом ящике у меня лежит непрочитанное письмо от девушки Оли из Одессы. Я встретил её во время недавней поездки в Европарламент, в Брюссель, где Оля теперь — почти такой же беженец, как и тысячи сирийцев. Я открываю это забытое письмо.
"Мы стояли и плакали, снимали на телефоны, когда увидели надвигающуюся толпу ультрас и правосеков. Они шли и скандировали "героям слава"… Страх и ужас охватил нас: по улицам нашего мирного города, города-героя Одессы, маршировали фашисты. Когда-то, 70 лет назад, от нацистов нашу землю освобождал наш дед, и вот, происходит то, во что невозможно поверить, с чем невозможно смириться — оскал фашиста, который, с цепью и дубинкой, кричит "Слава Украине". Мы бежали, и кричали, и плакали! Взобравшись на мост через железную дорогу, мы повернулись, чтобы посмотреть на здание, и увидели клубы дыма. Господи! Они же внутри, их сотни, мирных людей, таких, как мы, которым негде было спрятаться! О Боже!"
Это сделал Ленин, конечно. Нет сомнений. Ведь это Ленин создал Украину. Больше того, он создал каждого из нас. Он создал Тягнибока и Яроша, Турчинова и Яценюка. Он создал Коломойского и Фирташа. Он создал Порошенко, Ющенко, Кравчука, Ельцина и Горбачёва. Он, конечно, создал Захарченко и Плотницкого, Гиви и Моторолу. Он создал Киркорова и Пугачеву, Потапа и Настю, Верку Сердючку и Славу Вакарчука. В конце концов, он создал Жириновского. И за это он должен быть наказан.
— Без Ленина никогда не появился бы Гитлер! Без Ленина население страны было бы 500 миллионов.
Бессмысленно спорить с человеком, который всерьёз утверждает, что осенью 1917-го года люди должны были поддержать Керенского. Можно ли объяснить Жириновскому, что выборы в Учредительное собрание в условиях всеобщего коллапса и тотальной неграмотности означали бы в конечном счёте замену шила на мыло, то есть на либерально-демократическую диктатуру иностранного капитала? Что между февралём 1917-го и августом 1991-го есть абсолютное генетическое родство? Что нитка истории связывает две эти эпохи через ноябрь 1944-го года, когда генералом Власовым был учреждён Комитет освобождения народов России? Что именно КОНРу, ссылавшемуся в своем манифесте на февраль 1917-го, в Холодную войну была уготована роль главного стенобитного орудия, нацеленного на СССР? Что именно КОНР станет ядром всемирной антибольшевистской лиги, из которой выползут все разрушавшие СССР национальные фронты?
Проханов напоминает мне седой, скалистый утёс. Шторм терзает его, волны бьются в истерике о каменистую грудь. Проханов смотрит сквозь Жириновского, говорит мимо него. Он говорит не о Ленине, а о том, что курс на строительство либерально-демократической, жириновской, нэпманской, керенской экономики вновь привёл нас к опасной черте. Ставка на бизнес, являющийся главным спонсором Жириновского, не оправдалась. На страну нацелены армии НАТО, в бок ей, будто нож, всажена гражданская война на Украине, пятки страны обжигает пламя войны на Ближнем Востоке, грозящее переброситься на Кавказ и в Среднюю Азию. Россия теряет силы, истекает кровью, задыхается от несправедливости. Керенский не поможет больше. Для спасения государственности стране нужен другой экономический уклад — мобилизационный, основанный на социалистических принципах, не отвергающий Ленина и Сталина, а опирающийся на их опыт.
— Мы должны воспользоваться теми последними ресурсами, которые предлагает нам русская история. ГОЭЛРО — будет. Госплан — будет. Мобилизация — будет, — говорит Проханов.
С мыслями об Октябре Россия вступает в свой новый февраль.
На фото: снос памятника Ленину в Киеве: «эдипов комплекс» в исполнении необандеровцев