У генпродюсера KION Игоря Мишина проходят обыски
Мать убитого в Перми девятилетнего "мальчика из чемодана" признана вменяемой
Захар Прилепин – о "недосказанности" Донбасса, МХАТе, Пелевине и "позиционировании себя"
Писатель Захар Прилепин посетил с визитом Екатеринбург. Он провел творческую встречу, на которой его спрашивали о Донбассе, о неожиданном назначении во МХАТ, об уральских писателях и поэтах, а также именах убийц полевых командиров непризнанных республик.
"Если вы за демократию, значит, вы должны с этим смириться"
Я знаю что-то (о Донбассе, – прим. Накануне.RU), но не в состоянии сейчас, просто не в праве, это проговорить. Это один момент, а другой момент в том, что я не знаю очень многих составляющих ситуации, которые наверняка были. Например, когда Мариуполь был оставлен украинской армией и стоял почти пустой, я знаю, кто отдавал приказ, чтобы туда не заходили, а кто отдавал приказ, чтобы туда заходили. Знаю, что хотели перестать поставлять вооружение и знаю несколько объяснений, почему этого не произошло. Однако почему эти приказы поступали, я не знаю.
Видимо, там были звонки на таком уровне занебесном, о котором мы даже не догадываемся. Угрозы такого уровня высоты, про который мы тоже ничего не знаем. Это явно был огромный международный конфликт высочайшего уровня.
Когда я путешествую по Европе, я на идентичные вопросы европейских журналистов отвечаю одно и то же: "Ребята, если вам что-то не нравится, мы можем при участии всех западных наблюдателей провести новый референдум на территории Донбасса. Вы приедете из Италии, Германии, Франции, Испании и откуда угодно, солидарные с российской властью и Донбассом, и солидарные с Киевом, и увидите, я гарантирую, что Донбасс проголосует за отделение от Украины и соединение с Россией. Это и есть демократия. Если вы за демократию, значит, вы должны с этим смириться".
"Я знаю, кто убил Гиви и Моторолу"
Я не хочу обсуждать убийства, которые произошли на территории Луганской народной республики, потому что я только в 2014 году там работал, потом туда не возвращался. Три года я работал в Донецкой народной республике. В Луганске разные вещи бывали и разные интересы присутствовали. Там четыре известных полевых командира погибли. Не все они погибли в результате внутренних разборок экономического толка, но один из них погиб по этой причине точно. Я даже знаю, кто его отработал и как это происходило.
Что касается происходящего в Донецке, вы знаете далеко не обо всех убийствах, на слуху убийства Гиви и Моторолы, убийство Захарченко. По последним убийствам я знаю весь, плюс-минус, "комплект" причастных людей. К этому 100% причастна украинская контрразведка. По одному из убийств был задержан непосредственный исполнитель, куда он потом делся, я не знаю, честно говоря. По Гиви не был задержан непосредственный исполнитель, но я тоже знаю, куда он делся, и где он находится, тоже знаю.
"У нас была возможность отстреливать полевых командиров на той стороне"
У нас была установка, прямо скажем не местного толка, шедшая из других стран, чтобы мы подобным образом себя не вели. При этом у нас были все возможности людей туда запускать и отстреливать полевых командиров на той стороне. На это был наложен запрет и мы этим никогда не занимались.
Но кроме того, как бы мы хорошо ни относились к Украине, там нет такого количества ярких персонажей. Их военные действия не породили никаких национальных фигур. Их просто нет. А у нас это сложилось, поэтому на них целенаправленно шла охота. Она увенчалась успехом. Однако уберечься от этого, если из тебя сделали цель, минимум процентов.
На Донбасс вернулись с территории Украины десятки тысяч человек, таким образом, может тысяча диверсантов заехать. Как это ни парадоксально, но безопаснее всего было находиться на передовой.
Роман о Донбассе, из которого разумные люди обо всем догадаются
В какой мензурке я вам взвешу правду о Донбассе? Все правда, в каком-то смысле. В этом смысле мы достаточно прозрачная страна. Я все время это повторяю.
Когда мы сидим на ток-шоу, а рядом сидят эти ковтуны, вы не думайте, что это какие-то элементы шоу, это люди со своими реальными убеждениями, они говорят то, что думают, и, более того, у телевидения колоссальный интерес, чтобы привезти с Украины оппонентов любого уровня, вплоть до президента. Они сказали бы свою правду, а мы им сказали бы свою. Это даже готовы делать в прямом эфире. Это составляющая российского телевидения. Если бы меня звали с Шаргуновым и Прохановым на украинское телевидение, я думаю, там была бы другая страна. Мы бы за три года такого бы наговорили...
А по Донбассу… Просто есть вещи, которые ну, нельзя сказать. Я решил, что не будут говорить об этом на встречах и статьях. Я написал роман на эту тему, из которого разумные люди обо всем догадаются. Роман называется "Некоторые не попадут в ад".
Театр прямого действия и "тройка с маузерами"
"Тройкой с маузерами" нас (новые руководство МХАТ, куда входит Захар Прилепин и Эдуард Бояков, – прим. Накануне.RU) называют люди, которые любят пугаться и сами себя запугивают. Да, тройка с маузерами, сейчас будет всех расстреливать по углам. Это чушь. Мы милые, интеллигентные.
Я не буду брать на себя лишнего. Я не являюсь специалистом по театру, я время от времени посещаю какие-то спектакли. В связи с тем, что я какое-то время жил в Донецке, в театр я ходил только там, и я тут не имею в виду театр военных действий. У меня задача другая. Я ее уже сформулировал.
Дело в том, что когда случилась революция 1917 года, через какое-то время возникла задача принести в театр осознание действительности, где происходит революция, Гражданская война, НЭП. В театре же в это время Чехов, Шекспир, Островский и Пушкин. Тогда призвали в театр молодых советских и антисоветских писателей. В МХАТе появились Леонид Леонов, Валентин Катаев, Всеволод Иванов, Михаил Булгаков. Новая генерация писателей, которым пришли и сказали: "Теперь вы будете работать с нами, теперь вы наследники Чехова и Островского". Они реально, насколько это возможно, взяли на себя этот груз и понесли.
Этого не хватает в современном театре. Чтобы современная проза появилась на сцене и обновила театральный язык. Из театра же это идет в кинематограф. Литература – это предмет сложного осмысления действительности, поэтому и Алексей Иванов должен быть в театре, и Евгений Водолазкин, и Михаил Тарковский должны быть в театре.
В МХАТе ведь есть три сцены, большая и две малых. У меня есть колоссальное количество поэтов, которые находятся на маргинальных местах в контексте современной литературы, из которых можно было бы создать на этих сценах точку притяжения для современной поэзии, музыки, изобразительного искусства. Для тех субкультур, подсистем, которые не находятся в контексте общественного восприятия. Создать новое место притяжения в Москве, где люди, для которых свято то, что свято для меня, могут собираться, читать лекции, стихи, смотреть картины. Это для меня самая главная история в связи с назначением во МХАТ. Если совсем на прямоту, то я и мой товарищ Эдуард Бояков (художественный руководитель, – прим. Накануне.RU) – люди, так или иначе, консервативные. Хотя Эдуард он более правый, более монархист, я более левый. Но мы традиционалисты, консерваторы. Я бы не сказал, что сегодня у людей нашего плана, нашего толка есть серьезные возможности и серьезные площадки. Сфера культуры находится еще в сфере воздействия 90-х годов, в инерции.
Я не говорю, что это плохо, там много одаренных людей, моих товарищей, и мы не приходим, чтобы это спихнуть. Мы пришли, чтобы с нашими представлениями о действительности, о классике, о войне и о мире, о справедливости, была возможность представить то, что можно представить, не отменяя того, что происходило во МХАТе до нас.
Недавно сообщили мне, что во МХАТе теперь нет завлита, но я точно никого не увольнял. Я во МХАТе до сих пор не в штате. Мы пришли, и у нас была установка: все, что у вас было – останется. У нас там есть еще две сцены, где то, что я говорил, могу делать. Огромное пространство для того, чтобы не мешая тому, что Татьяна Васильевна Доронина сделала и достигла, и продолжает делать, делать свое. Мы пришли не заместить МХАТ Дорониной, а сделать во МХАТе Дорониной еще какие-то вещи, которые она в силу объективных причин не будет уже делать. Она же просто не знает, как я, 40 молодых поэтов, которых я соберу со всей страны, чтобы сделать эту площадку, она не знает 40 молодых музыкантов, которых я соберу со всей страны, и они будут там петь. И 40 художников со всей страны, которые там будут выставляться. Это не есть сфера ее интересов. Мы с Татьяной Дорониной прекрасно поговорили, она меня почему-то опознала из всей этой новой команды и спросила меня своим царственным голосом: "Как там у вас на войне? Вы сейчас оттуда сюда явились?" Я говорю: "Да нет, я демобилизовался".
Она меня восприняла как фигуру из своих фильмов ранних: комиссары, солдаты, Олег Ефремов в форме.
"В книгах Виктора Пелевина нет моей родни"
Да, он существует, он живет в Москве, ходит на митинги… Когда я получал премию Нацбест, там давали 100 тысяч долларов, такой был приз, выдавали причем наличкой, я пришел и спросил, а придет ли Пелевин, мне на это сказали, что обязательно придет, потому 100 тысяч долларов – это та сумма, ради которой он готов появиться на людях. Но премию дали мне и потом сказали, что Пелевин приходил и пил в баре выше пиво.
Я к нему отношусь нормально. У меня есть история, я вам ее расскажу. Приезжаю я однажды домой к своей маме, она сидит в слезах, я ее спрашиваю, мам, чего ты плачешь? Она отвечает: "Тихий Дон" перечитала. Я спрашиваю: "А плачешь чего?". "Как с родней повидалась", – отвечает. Я думаю, какая прекрасная фраза. Про Пелевина могу сказать, что в его книгах нет моей родни, я там никого не узнаю. Они крутые, они интересно собраны, я читаю каждую третью его книжку, каждый раз удивляюсь всем этим вампирам. Кстати, Пелевин, которого любят наши либералы, первый высказал мысль – зачем было менять империю зла на молодую республику зла.
"В Егоре Летове я слышу жизнеутверждение"
Я ребенок Бориса Гребенщикова. Я очень много его слушал всю юность, был влюблен в его музыку. Потом у меня все видоизменилось в физиологии в самом широком смысле. Сейчас я Летова слушаю так, как никогда не слушал в молодости, а Гребенщикова не слушаю совсем. Парадоксальным образом для меня в Летове больше жизнеутверждения, света и доброты и всего замечательного, чем в Гребенщикове, который весь преисполнен благости, а Летов преисполнен кошмара. Однако в Летове я слышу жизнеутверждение, а в Гребенщикове уже совсем другое.
Если человек напишет "Конармию" или "Тихий Дон", его опубликуют
Когда у меня вышли "Патологии", я, как и большинство начинающих литераторов, был искренне убежден, что в литературе шоу-бизнес настоящий, что все попилено, что публикуют только своих, что никакие провинциалы туда не попадают. Я был провинциал, только недавно уволившийся из ОМОНа, никому не известный, не знавший лично ни одного писателя на белом свете. Я отправил книгу в издательство "ОГИ", Быков (писатель Дмитрий Быков, – прим. Накануне.RU) относил ее в "Новый мир", мы не знали тогда друг друга лично, кстати. В "Новом мире" сказали, что не будут ее публиковать, тогда я отнес ее в издательство "Андреевский флаг", они сказали, что издадут попозже. Я год ждал, чтобы издали книгу. Этот год я запомнил. Чувствовал себя бесправным, никому ненужным существом, сижу тут с книжкой. Я себе сразу дал зарок, что пока не опубликую первую книгу, не буду писать. Никогда не буду писать в стол, буду писать, только если мне за это будут платить. Все-таки дети растут. Я дождался, мне издали книжку. История как-то помимо моей воли зашевелилась, она вдруг начала катиться.
Я попал в шорт-лист "Национального бестселлера", вдруг все эти разнообразные журналы стали сами мне писать: "Захар, пришлите нам свежий текст". Теперь с одной стороны внутренне я знаю, что если человек напишет "Конармию" или "Тихий Дон", то он не останется неопубликованным. Однако с другой стороны я знаю литераторов, критиков, публицистов высокого уровня, которые не получают должного внимания. Есть несколько очень сильных писателей, которые давно могли бы получить всероссийскую известность, как Михаил Тарковский, которые не обладают и сотой долей известности, какая есть у литераторов, не буду называть имена, которые, как мне кажется, вообще не должны находиться в контексте литературы. Это уже даже не буду начинать говорить об этом, тут раскрываются такие механизмы, о которых я просто еще полчаса могу говорить. Работайте и пишите, если вы талантливы, откроется дорога вам.
"Меня пугает, что молодежь поверхностна"
Я не знаю, как я отношусь к современному образованию, хотя из четырех моих детей трое училось и учится в школе, но я не сказал бы, что я в этом хорошо разбираюсь. Я, наверное, мог бы возмутиться, сказать, что все плохо и ужасно, но я просто не являюсь специалистом.
Вот мой сын, который пошел в вуз учиться, он рассказывает о своих сокурсниках мне. Я спрашиваю: "У тебя там кто все? Леваки, коммунисты, монархисты?". Он говорит: "Пап, они никто, у них нет никаких знаний, убеждений. 99% из них нахватались всего отовсюду и у них нет базового представления ни о чем". Я не думаю, что он был слишком радикален в своем ответе. Меня эта ситуация несколько пугает. Глядя с этой точки зрения на молодых людей, это меня пугает, что не копают, а собирают все, что на поверхности.
"Я сердцем никогда не лгу"
Я не хочу никого обидеть ответом про власть, но креститься надо, когда кажется. Я не имею никакого отношения к власти. Я ни рубля не получал никогда от Кремля. Я как был независимым человеком, литератором, так им и остаюсь. У меня есть свои личные убеждения, которые для меня важнее всего. Именно эта независимость и стоит дороже всего. Если ты ни с кем не имеешь дело, твоя цена всегда повышается, материальная и метафизическая. Если есть какие-то точки соприкосновения, а она у меня была одна, на Донбассе и в Крыму, я не собираюсь этого скрывать. Жить по принципу – назло папе с мамой уши отморожу – смешно. Я же не говорю определенным товарищам, что они были очень близки к власти в 1996 году, когда шел тур "Голосуй или проиграешь". Тогда они не видели ничего плохого в том, что работают на разные структуры: выборные, предвыборные, да какие угодно. Зарабатывали бабло и отлично чувствовали на своих театрах и артплощадках, которые власть им выдавала. Им давали возможность, они ей пользовались.
А потом, когда вы говорите "позиционируете себя". Хорошие такие слова, современные. Вот у меня четверо детей, я позиционирую сейчас себя как многодетный отец? Или смешно звучит: "вы позиционируете, что двадцать лет живете с одной женой". Я не позиционирую себя как участник войны на Донбассе, я и есть участник войны на Донбассе. Я это очень сильно переживал, у меня очень большие разочарования в связи с теми вещами, которые там произошли.
Это разница между тем, что человек говорит, и тем, что он позиционирует. Я надеюсь, что если эта разница непонятна вам сейчас, то через мои тексты вы это поймете. Это как в стихах Есенина: "Я сердцем никогда не лгу".
Летать в России станет еще дороже
Креатив Госдумы так и прет: про букмекеров и депутатов
Вот это "Вызов"
