"Веселая жизнь, или Секс в СССР": литературные байки об андроповском времени и не только
Новый роман Юрия Полякова из серии "Любовь в эпоху перемен"Юрий Поляков в своей новой книге "Веселая жизнь, или Секс в СССР" (АСТ), во-первых, доказывает, что секс был, вопреки расхожему мнению, а, во-вторых, восстанавливает андроповское время без попыток соврать, при этом по-доброму вспоминая эпоху "застоя".
Если писатели в СССР и не жили, как рок-звезды на Западе, то пили, по крайней мере, не меньше, судя по книге. Особый статус даровал относительную свободу – дружинники с красными повязками, генерированные генсеком для возвращения рабочей дисциплины и вылавливания тунеядцев и прогульщиков, почтительно ретируются при виде корочки Союза писателей и оставляют главного героя Егора Полуякова в покое – допивать свое пиво посреди рабочего дня.
Полуяков предстает перед нами эдаким советским Буковски, более сентиментальным, но не менее пьющим. К тому же подчиненным системой, старательно, хоть и нехотя, выполняющим обязательные ритуалы.
В книге мы находим Полуякова в период раннего кризиса среднего возраста, стоящим перед серьезными морально-этическими проблемами: с одной стороны, женатый герой увлекается прекрасной актрисой, с другой – вовлекается в политический скандал против мастодонта советской литературы, писателя-народника, ставшего неугодным власти. При этом не раз упоминается, что власть стала добрая – пиши что хочешь, зачем лезть на рожон? "Крамольные рассказы" писателя находят в электричке – сочинения завернуты в немецкую газету из посольства, явно пресечена попытка бегства советской прозы за рубеж – к этому власть, какая бы ни была добрая, относится с неприязнью. Завязывается конфликт.
"Хотят устроить скандал вокруг Ковригина? Зачем? По слухам, Андропов на секретном совещании объявил: диссиденты – ерунда, мелочь, их можно взять за одну ночь, настоящий враг Советской власти – ползучий русский национализм. Его пора бы искоренить раз и навсегда. А Ковригин как раз – вождь почвенников. Все уже знают. Андропов велел Ковригина опустить. А тебя на комиссию бросили, чтобы комар носа не подточил. Ты же русский. – И что мне теперь, русскому, делать?"
Путешествуя по кривым узорам судьбы или злого рока в погоне за вероломной красавицей и в бегстве от возложенной руководством и КГБ ответственности, Егор Полуяков отчаянно травит байки про всех ваших любимых писателей, и не только – например, тут в ресторане при Центральном доме литераторов сидит за столом с сыном бравый адмирал и политический аналитик.
"Был в горкоме? – спросил Владимир Иванович. – Был… – Понял? – Ничего не понял. – И я ничего не понял. Кстати, все уже все знают. Адмирал тоже. Выпытывал, что да как. Видел сынка-то? Вот ведь природа как играет! Дед его, Аркадий Гайдар, в шестнадцать лет полком командовал, а внук, твой тезка и ровесник, между прочим, – болван болваном, хоть в школу для малолетних дебилов отдавай. Горе семьи, засунули в какой-то НИИ, там и коптит"…
"Сегодня на почетном месте громоздился усатый, пузатый Вовин – знаменитый ведущий "Международной панорамы", член Центральной ревизионной комиссии КПСС и, как бы мы теперь сказали, спичрайтер Брежнева. Афоризм века "Экономика должна быть экономной" придумал он. Если бы мне кто-нибудь сказал тогда, что в 91-м Вовин станет крутым антикоммунистом и послом России в Израиле, я бы расхохотался. Однако именно так и случилось. Перед ним торчала початая бутылка шампанского, а на огромном блюде дымился шашлык".
Естественно, что деятели перестройки и последующих "лихих" не явились на землю русскую из ниоткуда, не были высажены инопланетянами с летающей тарелки и тем более не "спустились с небес", как единственные спасители – они все вписывались в советскую бытность, и, судя по книге, делали это очень удачно.
Интересно, что и спор "славянофилов" и "западников" в современной форме борьбы "охранителей" и "либералов" прослеживался очень явно и в те времена – с ним и связан основной конфликт, только здесь с либералами бодались "почвенники", "коренные".
"Несмотря на молодость, я уже пообтерся в Союзе писателей и кое-что понимал в большой политике. Внешнее единство советской литературы было обманчиво, на самом деле она распадалась на два явных лагеря – патриотов-почвенников и либералов-западников. (...) Либералы-западники со своей стороны тоже обожают Родину с ее просторами, богатствами, замечательным языком и литературой. Но они с вечной печалью очей понимают: в искренность их любви "коренные" все равно не поверят. Так стоит ли навязываться? Не лучше ли подумать об отъезде в иные края? Кроме того, корневые патриоты настолько ослеплены "первородством", что не хотят видеть изъяны Отечества. А вот либералы не ослеплены и замечают все недостатки, как через увеличительное стекло. Они душевно хотят залечить раны и ссадины бестолкового народа, отмыть, причесать, приодеть "снеговую уродину", опираясь на опыт цивилизованного мира. А их бранят за это низкопоклонниками и космополитами. Значит, при Андропове чаша весов качнулась в их сторону? Похоже…"
Но, как мы знаем, совершенно зря Андропов так недооценивал диссидентов, этой братии у Полякова также уделено внимание как феномену века, хотя и он не слишком всерьез относится к борцам за свободу, об этом можно судить по эпиграфу-эпиграмме, одному из тех, что предваряют каждую главу:
"Возьмем диссиденток лихую породу: Готовы отдаться любому хрычу. Шепни им про нашу и вашу свободу, Ругни коммуняк и люби – не хочу!"