СК возбудит второе дело по избиению мигрантом школьницы в Нижних Сергах
Еще одного главу района в Курской области отправили в отставку: за плохую организацию эвакуации
Орлов рассказал о планах города по решению проблемы "уехать с "Гринвича"
В РПЦ призвали к деурбанизации для роста численности населения
Маршал, победивший в войне: воспоминания о Сталине от Черчилля, Рузвельта и Де Голля
Выпуск "Книжного клуба" к 7 ноябряКнига "Сталин. Маршал, победивший в войне", вышедшая в издательстве "Алисторус", не просто сборник исторических воспоминаний, это настоящий документальный детектив. О том, что происходило в мире во время Второй мировой войны, как решались судьбы СССР и велись дипломатические переговоры, мы узнаем не от историков, а из слов самих политиков, которые обычно молчат больше других.
Разглядывая историю их отношений с расстояния прошедшего времени, сегодня мы уже можем точно сказать, о чем именно они молчали — что каждый из них имел в виду, о чем намекал между строк на официальных встречах и в неформальных обсуждениях о будущем переустройстве мира. Атмосфера детективности в книге создается за счет существования одной локации, где однажды собрались все действующие лица, чтобы определить судьбу мира: у каждого свой взгляд, каждый подмечал особые детали. Шарль де Голль, Франклин Рузвельт и Уинстон Черчилль неоднократно встречались с Иосифом Сталиным, и оптика у каждого своя. Парадокс в том, что все они стали союзниками, оставаясь непримиримыми врагами.
После победы СССР в Великой Отечественной каждый из них был вынужден признавать величие страны, которую еще 20 лет назад они презирали, уважать руководителя державы, которого мечтали свергнуть, на короткий миг в истории они примирились, оказались в гостях у "Хозяина" Кремля, и не имея поводов для открытого недовольства, только ехидненько подмечали мелочи, особенно, конечно, в этом отличился Шарль Де Голль, который считал, что союзники почему-то (интересно, почему?) не считают вклад Франции в дело победы достаточным и относятся к нему, как надоевшему младшему брату, с которым никто всерьез не хочет советоваться. Тем не менее со своими требованиями (например, о независимой Польше) Де Голль приходил беседовать со Сталиным, и тот слушал его долго, очень долго и внимательно. Де Голль в каждом комплименте скрывает капельку яда: в воспоминаниях он восхищается Молотовым, но тут же замечает, что внутри у него скрывается грусть.
Свою первую встречу со Сталиным описывает Черчилль — он прилетел с новостью, что в 1942 году второй фронт не откроется, не в этом ли причина скрытой грусти Молотова, кстати? Да и Сталин от таких новостей не веселел.
"Я прибыл в Кремль и впервые встретился с великим революционным вождем и мудрым русским государственным деятелем и воином, с которым в течение следующих трех лет мне предстояло поддерживать близкие, суровые, но всегда волнующие, а иногда даже сердечные отношения", — пишет об этой встрече английский премьер-министр.
Запад не торопился с открытием второго фронта, переговоры затягивались, Черчилль рассказывает, как они спорили со Сталиным два часа, и советский лидер сказал "очень много неприятных вещей" — что англичане боятся сражаться с немцами, что они нарушили обещания по открытию второго фронта, не выполнили обещания в отношении поставок и отправили в Россию лишь остатки, взяв из лендлиза все, в чем нуждались сами. Черчилль пишет, что отрицал все, отбивал возражениями, но "обошелся без колкостей". Спасибо, сэр.
На обвинения Черчилль ответил, что в словах Сталина не чувствуется уз товарищества. Ведь он-де проделал большой путь, чтобы установить хорошие деловые отношения: "Мы сделали все возможное, чтобы помочь России, и будем продолжать это делать".
"Мы были покинуты в полном одиночестве в течение года в борьбе против Германии и Италии. Теперь, когда три великие нации стали союзниками, победа обеспечена, при условии, если мы не разойдемся и т. д. Когда я говорил это, я был несколько возбужден, и, прежде чем сказанное мною успели перевести, Сталин заметил, что ему нравится тон моего высказывания. После этого начался разговор в несколько менее напряженной атмосфере", — говорил он.
Черчилль большое внимание обращал на еду, которой его угощали (икра и водка, конечно), не то восхищаясь, не то порицая то, что его встречали так хлебосольно в Москве, с особым вниманием описывает ослепительный электрический свет и безупречную чистоту его комнаты с ванной на государственной даче, где его разместили. Известно, что британский премьер-министр очень любил принимать ванну, попав к нам, он впервые узнал, что можно мыть руки прямо под струей воды:
"Я заметил, что над раковинами нет отдельных кранов для холодной и горячей воды, а в раковинах нет затычек. Горячая и холодная вода, смешанная до желательной температуры, вытекала через один кран. Кроме того, не приходилось мыть руки в раковине, это можно было делать под струей воды из крана. В скромной форме я применил эту систему у себя дома. Если нет недостатка в воде, то это самая лучшая система".
Из воспоминаний Черчилля можно многое узнать о распорядке дня Сталина во время войны. Например, что обедал маршал в три часа ночи, а принимать доклады со всех участков фронта начинал после двух утра. Известно много слов английского премьер-министра о боевой славе русского народа, в Москве он тоже любезно расточал комплименты, которые в истории остались, как неопровержимые доказательства его доброго отношения к СССР. Но вот в третьей части книги о войне и переговорах перед ней вспоминает Франклин Рузвельт, а точнее, его сын, присутствовавший при разговоре с Черчиллем в 1941 году. Выясняется, что в 1941 году, разговаривая с президентом США, Уинстон Черчилль придерживался о русских совсем другого мнения, а также пытался убедить США "уделять как можно больше материалов по ленд-лизу Англии, и как можно меньше Советскому Союзу". В такие моменты удивляешься проницательности Сталина, который бросил эти обвинения Черчиллю в лицо сразу, и беспринципности английского политика, который на голубом глазу все отрицал и сотрясал воздух пафосными речами. Момент из переговоров Черчилля с Рузвельтом:
"А русские? – Русские! – в тоне Черчилля послышался пренебрежительный оттенок, но затем он, казалось, спохватился. — Конечно, они оказались гораздо сильнее, чем мы когда-либо смели надеяться. Но кто знает, сколько еще… — Значит, вы считаете, что они не смогут устоять? — Когда Москва падет… Как только немцы выйдут в Закавказье… Когда сопротивление русских в конце концов прекратится…"
"На все вопросы Черчилль отвечал четко, без оговорок, без всяких "если"; в сопротивление русских он не верил или верил очень мало. Он вел крупную игру в этот вечер. Он старался внушить нам, что львиная доля ленд-лиза должна принадлежать британскому льву; что всякая помощь Советам приведет лишь к затяжке войны, а в конечном счете, и притом несомненно, – к поражению".
Рузвельт встретился со Сталиным в первый раз уже в Тегеране, когда советские войска должны были перейти границу Польши, а все домыслы Черчилля насчет падения Москвы не оправдались. Рузвельт после знакомства с советским лидером описывал его сыну так: "Мы знакомились друг с другом, выясняли, что мы за люди. — Что же он за человек? — Как тебе сказать… У него густой низкий голос, он говорит не спеша, кажется очень уверенным в себе, нетороплив – в общем, производит сильное впечатление. — Он тебе понравился? Отец решительно кивнул головой".
В Тегеране Рузвельт выразил уверенность, что все недомолвки прошлого с СССР уйдут в прошлое, он считал, что Штаты поладят со Сталиным, и единственное, что вызывало у него беспокойство, это было созревающее противостояние Черчилля, который во многом со Сталиным не был согласен. Как мы помним из истории, именно Черчилль после Второй мировой войны задвинет речь про "железный занавес", чем объявит начало Холодной войны. Однако, тогда — в Тегеране — пока советские войска триумфально освобождали Европу от фашистов, а американцы собирались высадиться в Нормандии, на ворчание Черчилля никто не обращал внимание.
"Отцу показалось забавным, что в одном отношении Черчилль реагировал на присутствие маршала Сталина, как самый обыкновенный смертный: хотя в Касабланке Черчилль обычно носил синий в полоску костюм, а в Каире, как правило, белый летний, в Тегеране, увидев маршала Сталина в военном мундире, Черчилль тоже надел свой мундир высшего офицера Королевских воздушных сил", — пишет в книге "Мир его глазами" сын Франклина Рузвельта Эллиот.
Народ, совершивий социалистическую революцию в 1917-м и победивший в войне в 1945-м, видел в Сталине отца, возможно, представления советских людей были наивными и идеалистическими, но таковыми не могли быть взгляды прожженных политиканов, глав государств, тонких манипуляторов и выдающихся дипломатов, которые оставили после себя эти мемуары. Да и как мы знаем, после периода, который легковесно Никита Хрущев нарек "культом личности", наступило время забвения маршала победы, затем мы стали свидетелями периода тотального "очернения" Сталина, еще раз отмечая удивительную прозорливость политика, можно вспомнить его слова: "Я знаю, что после смерти на мою могилу нанесут кучу мусора. Но ветер Истории безжалостно развеет ее". Первая часть "предсказания" сбылась, что же будет со второй? После идеологизированных времен — и советского, а затем не менее идеологизированных 90-х, приходит час, когда мы должны взглянуть на личность революционера, политика, маршала победы непредвзято. И эта книга — часть процесса по объективному переосмыслению роли личности Сталина, это не хвалебные отзывы новых сталинистов, которые видят в коммунисте "царя", и не "страшные сказки" для взрослых "о тиране и злодее", который "ел младенцев по утрам", это просто возможность сделать собственные выводы для тех, кто способен анализировать, читать между строк и искать правду.
Летать в России станет еще дороже
Креатив Госдумы так и прет: про букмекеров и депутатов
Вот это "Вызов"
