Участника стрельбы с поножовщиной в уральском ТЦ арестовали до января 2025 года
Володин "предъявил" Котякову из-за мигрантов, которые замещают россиян
Россияне будут платить штрафы за несоблюдение требований к содержанию домашних животных
В Прикамье установлен наибольший рост тарифов на коммунальные услуги
Обучение по рабочим специальностям в России могут сделать бесплатным
Чем насилует общество закон о "семейном насилии"
"Феминистская партия" и "дружины нравов" - новые реалии?Жертв "семейного насилия" защитят от обидчиков предписаниями, на месяц запрещающими контактировать с потерпевшим лично, по телефону или через интернет, а также пытаться установить его местонахождение. При нарушении условий предписание может перерасти в судебное и обязать агрессора к прохождению "специализированной психологической программы" и освобождению совместной жилплощади. Таковы основные положения опубликованного законопроекта о "семейно-бытовом насилии", который подвергся острой критике. Чем насилует общественность закон о "домашнем насилии", в интервью Накануне.RU рассказал член экспертно-консультативного совета комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и государственному строительству (секция семейного права), эксперт Родительского всероссийского сопротивления (РВС) Александр Коваленин.
– Александр, что не так с законом о семейно-бытовом насилии, почему родительская общественность выступает против?
– Я не знаю убедительных доводов за такой или другой специальный закон об этом. Трудно считать разумным довод: "Законы у нас в стране не работают, поэтому давайте примем еще один закон". А он у сторонников основной.
Есть еще довод, что у "семейно-бытового насилия" есть особенность – его жертвам некуда деваться. С этим никто не спорит, но "кризисные центры", "социальные гостиницы" успешно создаются и в рамках действующего законодательства. Социальные ведомства регионов отмечают, что потребность в них удовлетворена. Мурманская область даже пишет о закрытии в этом году одной социальной гостиницы за ненадобностью.
А в остальном – непонятно, почему нужно как-то особенно бороться не с насилием вообще, а с его десятой частью – "семейно-бытовым".
– Это известный факт?
– "Красная весна" обращалась за данными статистики к ГИАЦ МВД и получила ответ: "согласно формам ведомственной статистической отчетности на территории Российской Федерации, в 2018 г. совершено 245 тыс. преступлений, сопряженных с насильственными действиями (в 2017 г. – 258 тыс., в 2016 г. – 343 тыс., в 2015 г. – 367 тыс.), общее количество потерпевших от подобных преступных деяний в 2018 г. составило более 321 тыс. человек (в 2017 г. – 308 тыс., в 2016 г. – 356 тыс., в 2015 г. – 383 тыс. человек)". При этом, согласно Росстату, число потерпевших от преступлений, совершенных в отношении члена семьи, в 2018 г. равнялось 33 тыс., в 2017 г. – 36 тыс., в 2016 г. – 65,5 тыс.
– Выделять "семейное" насилие в отдельный вид бессмысленно?
– "Семейно-бытовое" – часть общей проблемы – серьезной, как все проблемы преступности. И излечимой только с решением вечных проблем человечества – ревности, зависти, жадности, желания доминировать в обществе конкуренции. А в первую очередь – социально-экономических проблем. Для таких проявлений есть Уголовный кодекс и КоАП, которые не делят нарушения закона по месту совершения – "домашнее", "транспортное", "магазинное". И для таких случаев ведь никто ничего нового и не предлагает.
– Инициаторы называют документ законом о профилактике…
– Да, но, во-первых, к их словам надо относиться осторожно – они из феминистского языка, в которых слова "дискриминация", "насилие", "профилактика" имеют свой смысл. Профилактика для них, по любой версии законопроекта, это только во-первых профилактика. А в-остальных – это и выявление, и реагирование с санкциями, причем без разбирательств.
Главное же в профилактике это воздействие на причины, то есть начинать надо с анализа проблемы. Но возбудители вопроса вообще не ставят его так, как ставятся и решаются серьезные проблемы: вот явление (а не случай), показатели его масштаба, анализ причин, проверка его выводов на объяснении динамики, анализ законодательства и практики – и уже затем предложения, не всегда именно законодательные.
Вместо этого просто ведется публичная пиар-кампания, методом агрессивной рекламы. Не стыдятся даже использовать нарисованные в гламурных фотостудиях синяки, людям создают впечатление страшного ужаса вокруг, рассказывают про жестокие избиения, причинения увечий, убийства (даже отцеубийство) – чтобы внушить людям, по сути, одно: что в обществе бывают страшные случаи (флешмоб #янехотелаумирать). Как будто кто-то из взрослых этого не знает или этого не было в веках, а началось в России вдруг и недавно. Или недавно стало особенно страшным, но этого никто из агитаторов даже не утверждает, так как все показатели насилия в последние годы снижаются.
– А судя по заявлениям лоббистов закона, речь об огромном количестве жертв "семейного" насилия. Общественница Алена Попова говорит о 16 млн ежегодно страдающих женщин, сенатор Антон Беляков говорил в парламенте о 14 тыс. убиваемых ежегодно жен...
– Во-первых, по-настоящему важно, не много ли, а есть ли небывалый уровень, так как речь идет о чрезвычайных мерах. Но, во-вторых, и сами эти цифры уже сняты даже с сайта насилию.нет – в них уже никто не верит, и Алена сама не может объяснить, откуда взяла 16 млн. И эта цифра, и 14 тыс. ежегодно убиваемых жен ("каждые 40 минут") – утки, распространенные только благодаря тотальной безответственности – и не только самих пропагандистов, но и СМИ, которые обязаны проверять публикуемые сведения, но вместо этого просто печатают все, что говорит пропагандист.
Когда, после постановления ЕСПЧ, началась эта новая кампания, РВС обратилось к СМИ с просьбой быть ответственнее и, как этого требует закон, проверять цифры. В августе "Известия", упоминая это обращение, обратилась к Алене, чтобы та объяснила, откуда взяла 16 млн. Чтобы выкрутиться, Алена взяла цифры из опроса женщин 2011 г. по разным видам насилия, включая даже "словесное насилие", и придумала их сложить! – как будто одни "партнеры" только бьют, но не ругаются; другие ругаются, но не бьют, третьи насилуют своих партнерш только сексуально, но исключительно мирно...
Надо сказать определенно: со статистикой в Общественной палате РФ уже разобрались исчерпывающе. Опровергнуты повторяемые с 1994 г. без перепроверки сведения: и число 14 тыс. (уже тогда обозначавшее, и то "на глазок", общее число убийств женщин, а не именно в семье), и слова об отсутствии в России надлежащей статистики вместе с глупым тезисом о том, что ее и невозможно вести, пока в законе нет слов "домашнее насилие".
– Ведь статистика ведется!
– Да, ГИАЦ МВД ведет учет и пола потерпевших, и отношений между преступником и потерпевшим с такими деталями как член семьи, родственник, супруг, родитель, сын или дочь, бывший супруг, сожитель. Отражается даже беременность потерпевшей. И что мужчин от насилия страдает больше, и тем больше, чем тяжелее преступление, вопреки тому, что заявил в июле ЕСПЧ.
Все громко звучавшие цифры о размахе "домашнего насилия" – это или прямая ложь, или расширение понятия насилия. Вместе – это часть того же рекламного метода: эмоционально оглушить, отключить критическое восприятие.
Но метод, к сожалению, работает, иначе не было бы рекламы. Люди, напуганные или проникшиеся искренним сочувствием к жертвам жутких историй, не взвешивают хладнокровно, что же такого нового они узнали об обществе. У них паническое состояние, и они проникаются верой в то, что те, кто рассказывает эти жуткие истории, владеют волшебным рецептом, до которого человечество почему-то раньше не додумалось – таким законопроектом, который вот уже скоро опять наконец допишут, а пока это секрет фирмы. Масса людей, не знакомых с рецептом, уверена, что если его предлагают защитники женщин, то это как раз такой законопроект, который им нужен.
– О чем в таком случае законопроект? Охранные ордера – они у нас не будут работать?
– Для его инициаторов, по их словам, принципиально важны две вещи. Первое – это ввести само понятие "семейно-бытового", или "домашнего" насилия. Этот термин у них означает не просто "насилие, совершенное дома". Он собирает в одну кучу и эмоционально нагружает те очень разные деяния, которые люди в основном не готовы считать насилием, во всяком случае таким, чтобы вызывать полицию. По международным рекомендациям – это грубые слова ("вербальное насилие"), насмешки ("психологическое насилие"), контролирующее поведение (вопросы "где ты была, милая"; запрет идти гулять, пока не сделал уроки), отказ дать деньги на шубу ("экономическое насилие")...
То есть насилием объявляется вовсе не то, что описывается в жутких историях, а просто всякое причинение неудовольствия, включая и настоящее насилие, за счет которого фактически идет агитация за новые поводы для вмешательства. Смысл законопроекта именно в этом.
Агитаторы не могут сказать народу прямо, отдельно по каждому такому новому "составу преступления": давайте его криминализуем: давайте выгонять из дому за ругань, давайте вызывать полицейского за насмешку и т. д. Их тут же поднимут – как минимум, на смех. Поэтому они говорят: надо просто говорить "домашнее насилие", а там "умные люди" разберутся...
Второе, что им важно – это защитные предписания. Многие из них не знают о уже принятых мерах в последние годы: в Уголовно-процессуальный кодекс уже ввели статью 105.1 "Запрет определенных действий"; полиции уже дано право выносить предостережения тем, кто может представлять опасность – то есть аналоги "предписаний", но без нарушений принципов права. А если знают, но настаивают на своем, значит, хотят другого – чтобы обиженный сразу назывался "пострадавшим", а обвиненный – нарушителем, без разбирательства, на основании одного лишь заявления. И не только заявления обиженного, но и заявления лиц, которые считают, что они еще только могут стать обиженными. Это разрушение основополагающего принципа презумпции невиновности, открытие широчайших возможностей для произвола в ограничении граждан в правах на основании недоказанных обвинений.
И при этом обвиненному запрещается искать примирения с обиженным – это будет считаться преследованием...
– Но на Западе такие предписания работают?
– В Общественной палате мы заслушивали и доклады об опыте западных стран, которые уступили давлению международного феминизма и решились на такие меры. Опыт США, Германии, Швеции. Статистика насилия не уменьшилась, а число официально признанных напрасных обвинений в несколько раз превышает число справедливых обвинений. Выяснилось, что охранный ордер настоящего насильника только раззадоривает (а как можно было всерьез думать, что кого не остановил запрет на убийство, остановит запрет на приближение?). А с ненастоящими, не буйными стало легко разыгрывать аферы – сходиться с ними, а потом обвинять в насилии. Именно глядя на этот опыт, многие страны, подписавшие Стамбульскую конвенцию, уже не хотят ее ратифицировать.
Да что нам кивать на Запад – все это мы уже проходили и проходим с современной системой защиты детей, впрочем, тоже списанной с Запада. Мы систематизировали реальные доносы, по которым в последние 10 лет органы опеки стали обязаны выходить в семью. Среди них далеко не только такие, когда доносчик искренне считает, что дома ребенку плохо, а такие, когда взрослые используют детей, чтобы насолить друг другу. А в итоге выстроена система, в которой действует не закон, а усмотрение чиновника – захочу, доверю родителю воспитывать отобранного собственного ребенка, захочу – не доверю, но сначала дам с родителем поработать некому центру (государственному или НКО), которому хочется кушать.
– Семейно-бытовым насилием в законопроекте названо "умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического или психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления". Как вам формулировка?
– Сногсшибательное решение! Они даже не стали перечислять виды насилия, играя на том, что их суть якобы специалистам известна, а просто заявили: семейно-бытовое насилие – это все, что не запрещено законом (ни УК РФ, ни КоАП РФ), но приносит кому-то страдания (физические или психические). То есть отказались даже от видимости законности – решающее значение при таком определении играет уже оценка "обиженного", а также специалистов.
Здесь снова звучит тема НКО – это третье, что для них принципиально важно, хотя вслух они эту важность не озвучивают так же громко, как первые две. НКО должны стать частью "системы профилактики", играть юридически значимую роль в различении (по собственным критериям, уже прописанным за рубежом) насилия от ненасилия.
Мало того, что неопределенное понятие в законе – это коррупциогенный фактор. Но вы представьте, что значит дать НКО особые государственные функции, выполнение которых зависит от мировоззрения? Ведь статус НКО – это не знак доверия общества. Свое НКО могут организовать любые три человека, с любым очень экзотическим мировоззрением, в том числе экстремистским. Значит, к вам в семью определять, что такое насилие, будут иметь право приходить "дружины нравов" с повязками разных организаций противоположных убеждений.
Но и что касается женских НКО – Оксана Пушкина уже прямо говорила, что закон направлен на исправление нашей ментальности... Они с удовольствием подчеркивают, что у нас женщины часто не хотят в случае семейных проблем преследовать мужа через полицию, понимая, что семью потом не склеишь, а муж завтра проспится и будет золотой. Феминистки хотят это исправить: надо сразу смотреть на себя и мужа уже не как на родных людей, а только как на жертву и насильника...
– В 2016 г. законопроект о профилактике СБН не прошел и первое чтение в Госдуме, может, и сейчас "пронесет"?
– Точнее, он даже не дошел до первого чтения, был возвращен инициаторам.
Это была лобовая попытка выписать на русском языке "стамбульские принципы", которые с правом не совместимы. Законопроект был подробно многими раскритикован, я тоже публиковал подробное изложение его слабостей, в том числе показывал, как его нормами легко можно было бы злоупотреблять. Характерно, что специальная роль в нем была отведена некоммерческим организациям (подчеркивалось: в том числе международным), по жалобам которых полиция обязана была бы принимать незамедлительные (без разбирательства) меры против только лишь еще обвиненного в насилии...
– Годом позднее парламент принял закон о декриминализации побоев в семье, исправив так называемый "закон о шлепках", переведя из разряда уголовных дел в административные совершенные впервые побои и близких лиц тоже. Новый закон – это попытка вернуться к разговору об "особо опасных семьях"?
– Можно так сказать. Оксана Пушкина так и говорит: "Дом – самое опасное место".
Но давайте эти события вспомним подробнее, так как на них строится своя спекуляция. Феминистки стараются говорить о "декриминализации побоев в семье" с февраля 2017 года, изображая дело так, будто два года лишения свободы за пощечину мужчине (или за шлепок ребенку) было привычным делом в России, а теперь произошло неслыханное – "разрешили насилие в семье". Они при этом умалчивают, что на самом деле эта норма существовала всего семь месяцев, и была воспринята обществом как дикий перегиб, который и отменили после слов Путина "но и сходить с ума не надо". Декриминализация побоев проводилась законом 2016 г., по предложению Верховного суда, но феминистки тогда исказили эту идею, и провели свой блиц-криг, внезапно проведя для семейных отношений противоположную идею – резкое усиление уголовного наказания за побои в семье.
Такое их умолчание странно – ведь те, кто живет в России, сразу видят передергивание. Почему же пропагандисты этого не боятся? Допускаю, что это ими делается "на экспорт", но может быть, дело обстоит еще хуже: наши феминистки вообще говорят не от себя, а просто транслируют зарубежный взгляд. А из-за рубежа трудно понять, что у нас происходит.
– Вы уже не первый раз говорите о "феминистском каноне" и о "стамбульских мерах". Что вы имеете в виду?
– Документы, к которым феминистки относятся, как к догмам, от которых не могут отступить. Можно образно сказать, "программа феминистской партии".
Наиболее жесткие – это некоторые из рекомендаций Комитета ООН по ликвидации дискриминации женщин, сами по себе странные, но доведенные до полного гротеска рекомендацией Комитета министров Совета Европы, где и расписаны до мелочей виды домашнего насилия, включая пристальный взгляд на жену. Наконец, это Стамбульская конвенция (май 2011), оформившая эти ни для кого не обязательные рекомендации в виде международно-правового документа. Который, однако, России не подписывала.
Дело в том, что в начале 1990-х мировое "женское движение" (говоря прямее – феминизм) получило большое финансирование. Тогда под иностранным патронажем была создана сеть женских организаций и в России – из известных сейчас можно назвать центр "Анна", Консорциум женских НПО, центр "Сестры"... Они и сейчас активно представлены в официальных структурах. Тогда же (даже с конца 1980-х) в наблюдательном, по его статусу, Комитете Конвенции ООН о ликвидации всех форм дискриминации женщин верх взяли феминистски и комитет самоуправно взял на себя функцию не наблюдательного, а идеологического органа, по-феминистски толкующего конвенцию и раздающего странам указания не только о том, как обсуждать доклады стран-участниц. В итоге конвенция, в которой вообще нет слов "гендер" и "насилие", была истолкована так, что вместо борьбы с дискриминацией главной темой стала борьба с "гендерным насилием против женщин", потому что, видите ли, всякий акт такого насилия есть акт дискриминации!
Российская дипломатия всегда стояла на позиции, что мы неукоснительно соблюдаем все, что подписали, но не трактовки разных там комитетов. А для феминистов эти документы – идейная платформа. Все, что они пытаются сделать – это не изобрести что-то свое, не проанализировать чей-то живой опыт, а просто внедрить у нас то, что в них написано.
– Есть ли риск, что принятие нового закона откроет новые возможности для ювеналов?
– Конечно, ведь воспитание включает в себя и "контролирующее поведение", а это объявляется насилием. Хотя сами феминистки об этом могут и не думать – как мне показалось, для них родительские протесты 2016-го были неожиданностью. Они не понимали, при чем тут дети – феминистки детей вообще в виду не имеют. В том-то и дело, что они не задумываются о том, как закон может быть использован не в русле их фантазий. Это их сильно отвлекло бы от работы по продвижению программы.
– Лоббисты нового закона обосновывают его необходимость с делом доцента Олега Соколова. Что это – реальный прецедент, требующий обязательного принятия нового закона, или повод, используемый в качестве прикрытия?
– Они просто уже не знают, к чему приурочить свою кампанию. ЕСПЧ позорно дискредитирован, быть сестрами Хачатурян уже давно никто не хочет, истории о том, как "я несколько лет жила с мужем-тираном" набили оскомину и вызывают только недоумение. Публике, видимо считают, нужна новая эмоциональная привязка. Но разве кто-нибудь думает, что убийство и расчленение "наполеоном" своей студентки – явление типичное? А если за случаем нет явления, то нет и повода для каких-либо общественно-значимых выводов, это просто дело криминалистов и судебных психиатров.
Летать в России станет еще дороже
Креатив Госдумы так и прет: про букмекеров и депутатов
Вот это "Вызов"
