Песков: администрация Байдена свернула диалог с Россией
Sukhoi Superjet 100 загорелся при посадке в Анталье
Песков: планы по испытаниям "Орешника" были известны только узкому кругу
Правительство РФ направит в ЛНР более 1 млрд рублей
Медведев заявил, что не ждет быстрой отмены санкций против РФ после прихода Трампа
$50 млрд с России за ЮКОС – "потому что был Крым". Что стоит за судебным процессом в Гааге?
Суд Гааги, встав на сторону экс-владельцев ЮКОСа в споре с Россией, как аргумент использовал договор о присоединении Крыма. Инстанция опиралась в том числе на документ как на свидетельство того, что Россия пользуется механизмом временного применения международных договоров во всей их целостности.
То есть, по мнению суда, РФ в целом ряде случаев соглашалась на временное применение международных договоров целиком, даже если их отдельные положения противоречили российскому законодательству. Это следует из полного текста решения, изученного РБК. Россия же доказывала, что Договор к Энергетической хартии (ДЭХ), на основании которого судились экс-акционеры ЮКОСа, применялся временно, за исключением тех положений, которые противоречили российским законам, и среди этих неприменяемых положений была статья о разрешении споров с инвесторами в международном арбитраже.
Ранее суд удовлетворил право бывших акционеров ЮКОСа на компенсацию за предполагаемую экспроприацию компании в сумме более чем $50 млрд. Примечательно, что деньги эти должны быть взысканы с бюджета страны.
Доктор политических наук Сергей Черняховский в этой связи перефразирует Ленина: "Международное право есть возведенная в закон воля мирового доминирующего политического субъекта". То есть международное право есть оформление более сильной международной воли. Отклонения, конечно, могут быть – комбинации меняются. И субъекты правосудия могут стремиться к повышению своей значимости, а отсюда – демонстрировать возможно искреннюю веру в то, что суд в Гааге может быть независим от воли в Вашингтоне или Брюсселе.
Но для этого в любой правовой системе существуют инстанции, правомочные поправлять подобные иллюзии. Как считает Сергей Черняховский, апелляционный суд в Гааге присудил России выплату $50 млрд в пользу "наследников ЮКОСа" не потому, что аргументы и юридические доводы его адвокатов были весомее доводов России, а потому, что воля и интересы субъектов "западной коалиции" для Гааги были весомее доводов адвокатов России.
"Западная коалиция вполне спокойно приняла арест Ходорковского и национализацию его компании 15 лет назад, потому что Россия выглядела тогда слабой и послушной, и не выглядела для коалиции неким конкурентом. Тем более, что продемонстрируй в тех же США некий магнат экономические и политические амбиции в противостоянии с существующей властью, правовая система США решила бы проблемы с ним много безжалостней", – пишет он в статье для КМ.ру.
Но все изменилось: Россия перестала быть послушной, и рэперной точкой послужил как раз Крым (символично упомянутый в решении), наша страна поставила вопрос об изменении порядка взаимоотношений, установившегося после раздела СССР. "Россию решили наказать за непокорность. И правовая система вполне естественно стала выражать данную политическую волю. Потому что правовые системы для того и существуют, чтобы правовыми постановлениями оформлять политическую волю сильного", – пишет Сергей Черняховский.
При этом доводы, к которым апеллировала Россия в суде, судя по заявлению Минюста РФ, просто игнорировались. И это, как считает эксперт, было интересно в том отношении, что эти доводы были бесспорны с точки зрения формальной юриспруденции и международной, и национальных правовых систем Запада – но противоречили тем негласным политическим условиям, на которых Россию западная коалиция соглашалась в 90-е годы признать равноправной. Точнее, относительно равноправной: в рамках общей покорности воле мирового гегемона.
Суть доводов российской стороны была в том, что это решение было вынесено, несмотря на то, что Россия не давала своего согласия на такое арбитражное разбирательство, а экс-акционеры ЮКОСа не являлись добросовестными инвесторами, что они получили контроль над активами с помощью целого ряда незаконных действий, и в ходе управления компанией мажоритарные владельцы прибегали к уклонению от налогов, нелегально выводили активы за рубеж, отмывали деньги и совершали прочие противоправные действия.
К чему бы приговорили некое лицо в США или иной западной стране с устоявшимся правосудием, незаконно получившее компанию, не платящую налоги и отмывающую нелегальные средства, можно не комментировать. Но эти правила – для тех внутренних элементов системы. Как внутреннему элементы системы ей никто бы не стал пенять на наказание подобной предпринимательской группы.
Но для России эти же действия были своего рода правилом и экзаменом на вступление в систему. Ее в систему принимали именно за то, что она позволила все это в 90-е годы делать. Потому что, как замечает Сергей Черняховский, это делал не только Ходорковский и ЮКОС, это в той или иной степени делали все, кто проводил приватизацию и кто участвовал в приватизации.
Для любой международной инстанции признать правоту России на основании данных аргументов значило признать право России на пересмотр всех условий, по которым она в систему входила. Причем, если бы эти условия были формально зафиксированы, ситуация была бы иной: есть условия, на которых Россию приняли в систему, Россия условия не соблюдает и об этом говорит прямо, официально и честно их оспаривая – суд это признает и фиксирует, и либо Россию из "системы" исключает, либо предлагает сами условия пересмотреть.
Только все было не так: все эти условия по демонтажу своей экономики и созданию на незаконных основаниях класса крупных предпринимателей сами по себе противоречили правовым нормам системы, в которую Россию вовлекали. То есть для вхождения в систему России предложили исполнить условия, считающиеся равноправными в самой системе, и зафиксировать их в легально юридической форме было невозможно.
А поскольку сами условия были противоправны, признать это для судебной системы Запада – означает признать и отменить свои же противоправные действия, вернуть приобретенные средства (а по некоторым расчетам, они доходят до 50 трлн долларов) либо признать свою обязанность их выплачивать и при этом признать и юридически зафиксировать, что Россия имеет право пользоваться преимуществами участия в этой системе без соблюдения условий, перед ней поставленных, причем с правами на получение компенсаций за все убытки, причиненные Западом России в ходе 1990-х гг., – и на возврат всех вывезенных из России капиталов.
Как пишет Сергей Черняховский, Россия своими аргументами, обосновывающими право государства на экспроприацию имущества крупных компаний, практически, в юридической форме сама зафиксировала, что процессы приватизации в стране были незаконны. И что любая компания, получившая от государства имущество с помощью незаконных действий в ходе приватизации либо уклоняющаяся от уплаты налогов, либо выводящая активы за рубеж, либо использующая отмыв средств и иные противоправные действия – потенциально подлежит национализации. То есть любая компания, получившая государственное имущество в ходе приватизации, может быть национализирована.
И эта завуалированная констатация в том числе может быть обращена к международному бизнесу. Россия может поставить вопрос о том, как он вел себя в нашей стране в 90-е годы и сколько денег присвоил. И тогда этот международный бизнес очень многое может потерять.
А тут уже определенным и демонстративным, и реальным укрепрубежом, пригодным и для обороны, и для наступления, становится принцип приоритета национального законодательства над международным. Причем нигде не говорится, что этот приоритет будет действовать исключительно на территории России. По сути это означает, что никаких судебных либо иных решений, за исключением отвечающих интересам РФ, мы исполнять не будем. А будем руководствоваться исключительно нашими законами и решениями, отвечающими нашим национальным интересам. Причем и на нашей, и на вашей территории.
В конкретном же прикладном значении сегодняшнего дня, как считает Сергей Черняховский, признание Россией всего сказанного означает возможность тех или иных форм национализации применительно к любым бизнес-компаниям России, основывающим свою деятельность на приобретениях и выгодах, полученных в ходе приватизации. Но будут ли сделаны такие практические выводы для них, по всей видимости, может зависеть от их поведения, и уже не только от лояльности, но и активного участия в решении национальных задач.
Летать в России станет еще дороже
Креатив Госдумы так и прет: про букмекеров и депутатов
Вот это "Вызов"
