Дело – труба. Кому нужна турбина для "Северного потока"?
Европа не знает, куда деть турбину "Газпрома", пришедшую после капремонта из Канады. Россия отправила её на ремонт, пропорционально снизив прокачку, но Запад решил включить санкционное давление в этом вопросе. Долгое время политики Канады пользовались тем, что турбина находится у них, что-то там заявляли, накручивая себе антироссийские рейтинги. Россия вынужденно ещё снизила прокачку по "Северному потоку", а "Газпром" призвал заканчивать с играми. И вот турбина уже где-то на пути в Германию, никто не может её найти. Но в конце концов нашлась, европейские политики фотографируются дружно на её фоне, накручивают антироссийские политические очки. "Газпром" в третий раз снижает объёмы прокачки газа в Европу, и заявляет - ваша схема ремонтов такого технологического оборудования нам не нравится, мы так не договаривались, приобретая ваши мощные турбины. А Европа отвечает - но мы же заплатили за ваш газ, чем вы недовольны? И вот на сегодня Газпром готовится потенциально остановить прокачку по "Северному потоку", а Европа готовится замёрзнуть назло России. Своим мнением ситуации с Накануне.RU поделился директор Фонда энергетического развития Сергей Пикин.
– Кто виноват в ситуации и кому от этого какая выгода?
– Весь спор уже давно не про турбины. Турбина – это повод начать разговор про снятие санкций, и в последнем заявлении "Газпрома" они, наконец-то, к этому пришли – что нам не турбина нужна, а снятие технологических санкций. Мы меняем технологические санкции на поставку такого жизненно необходимого вам газа, в противном случае мы просто обнулим поток из России, а повод у нас найдётся. Повод как раз тот, что вы не можете на должном уровне и в должные сроки ремонтировать вами же произведённое оборудование. То есть "Газпром" намекал, второй месяц намекает, и только сейчас ему пришлось уже чётко об этом сказать, потому что до европейцев туго доходит. Раз ограничили газ, два ограничили, третий раз - всё равно не доходит. Максимум, что до них доходит, это посетить завод и сфоткаться с турбиной. К сожалению, политики в Европе измельчали, и давно уже не стратеги, а просто номенклатурщики.
– То есть сейчас каждая из сторон будет выискивать и придерживаться поводов лишь бы не идти на уступки?
– Мы понимаем, к чему мы идём. Нам поставить или не поставить эти лишние сто миллиардов кубов – это, конечно, хорошие деньги, очень хорошие. По старым меркам это колоссальные деньги. Но сейчас дело в системности решения этого вопроса, потому что на кону технологическая безопасность в том числе, потому что турбины "Сименс" много где установлены в стране, турбины "Дженерал Электрик" много где стоят, и если мы будем жить в режиме этих технологических санкций со других стран, то это угрожает куда более важным вопросам, чем заработать лишние сто миллиардов долларов.
– Давняя фраза, которую Запад использует в своих угрозах – что Россия потеряет статус надёжного поставщика – что будет тогда со статусом?
– На мой взгляд, после 24 февраля все статусы обнулились. Можно в статусе написать "В поиске статуса..." или "В режиме ожидания...". Причём, со всех сторон. Мир явно изменился, и дело совсем не в статусах. А эти формальные статусы – это всё из области пиара. Есть или нет этот статус – от этого что-то лучше или хуже работает?
– Эта турбина – её невключение действительно может повлечь остановку поставок газа из России в Европу?
– За этой турбиной есть и другие турбины, которые тоже надо ремонтировать. "Газпром" же говорит, что и другие турбины надо ремонтировать. Если они будут ремонтироваться по той же технологии, что и эта турбина, с задержками на много месяцев, тогда, извините, мы лучше эти турбины побережём и не будем их использовать. Мы ограничим переток газа в ровном режиме, который позволяет одна работающая турбина. А все остальные турбины, так как они находятся под риском необходимости ремонтов, мы их задействовать не будем, побережём ресурс, мало ли, когда он ещё пригодится. Вот, вроде бы, чётко об этом сказали, но европейцы не то что не понимают, они не хотят понимать.
– Как можно охарактеризовать позицию обеих сторон?
– У Европы это западная эгоцентричная позиция: "Мы же вам дали наш мохнатый доллар или евро, что-ж вы не пляшете за такую прекрасную валюту"? А позиция России поменялась, мы плясать не хотим, и эти ваши доллары и евро нам не нужны.
Мы же постепенно шли к этому. Сначала потребовали, чтобы они меняли свою валюту на наш рубль, делали это максимально просто, через российский банк, даже не просили приходить сразу с российским рублём. Кто-то согласился, кто-то – нет. Но большая часть согласились, а несогласные потом пожалели об этом, то есть они не поняли и не разобрались в ситуации. Сейчас мы ведём речь о следующем: чтобы снять технологические санкции. Тоже пошли издалека. Сначала на один объём снизили, потом на второй, сейчас на третий – не доходит. Видимо, придётся обнулять, тогда дойдёт.
Есть непонимание позиций, что стороны играют про разное.
– Россия стоит на том, что без российского газа Европе не жить. Европа же говорит, что у них есть СПГ, есть трубы из других стран и их заграница им поможет. У кого более сильная позиция?
– Что такое "сильная позиция"? Это позиция в данный момент. А стратегически тут каждая из сторон хочет получить свои выгоды. Для нас сейчас ключевая выгода - не поставить лишние 100 млрд газа и не заработать лишние 100 млрд долларов, это классно, но в данный момент нам эти деньги, как ни парадоксально, даже вредны для нашей экономики, потому что они работают только на укрепление национальной валюты, что ухудшает параметры бюджета. Если вы видели статистику, то у Минфина идёт падение доходов не потому, что меньше валюты приходит в страну, а потому что обменный курс валюты на рубль крайне низок, в этом проблема. Поэтому лучше не заработать 100 млрд долларов, но при этом получить гарантии технологической независимости. Понятно, что это не наше оборудование, но можно хотя бы снять риски санкционного давления на это оборудование. Турбина – это просто повод, чтобы этот разговор начать и закончить. Но Западные политики живут где-то в своём мире, поэтому, я думаю, реально они прочувствуют, что надо делать, ближе к отопительному сезону.
– То есть, вопрос несложный технологический превратили в очень сложный политический?
– И там, и тут – политика. Они же пытались стрелять из пушки по воробьям, всевозможные санкции применяли, и только сейчас они начинают эту пушку обтачивать, чтобы более точно эти санкции применять. Здесь подшлифовали, там изменили формулировку и так постоянно. Сейчас задача состоит в том, чтобы они изменили ещё и позицию по технологическим санкциям. Это не вопрос конкретной турбины "Сименс" для "Северного потока", это вопрос для всех турбин, которые были поставлены европейскими и американскими компаниями, а таких в нашей энергетике штук сто, и от них много что зависит. Все они поставлены как раз лет десять назад, то есть у многих уже подошёл срок капитального ремонта, и получить то, что мы получили сейчас с "Северным потоком", не хочется, потому что в конечном итоге каждый раз решать вопрос турбины через звонки премьер-министров – это не вариант.
– Возможно заменить эти турбины аналогичными других фирм?
– А у нас просто физически нет производства турбин большой мощности. Теоретически мы можем когда-нибудь наладить их производство, есть программа, но это процесс не быстрый.
– Вопрос запуска "Северного потока-2", видимо, не будет рассматриваться?
– Это одни из первых санкций, то есть снятие ограничений по запуску "Северного потока-2" сродни снятию всех санкций, Запад тогда распишется в своей недееспособности и невозможности эти санкции использовать. Для них это суперполитический жест. Хотя Шрёдер же правильно говорит - это же самый понятный, простой и логичный выход в сложившейся ситуации, потому что у "СП-2" все турбины новые, всё новое, нажимаете кнопку "пуск" – и пошёл газ.
Но европейские политики говорят - мы лучше замёрзнем, но не сдадимся. Поэтому будут мёрзнуть зимой.
– Каковы перспективы, на ваш взгляд?
– Перспективы прямо пропорциональны температуре за окном в декабре, январе и феврале. Я бы сказал, самый показательный, наверное, будет январь-февраль.