"Наше противодействие санкциям производит фатальное впечатление"
Международное рейтинговое агентство Moody's прогнозирует сокращение ВВП России на 3% в 2023 году на фоне санкций. Там полагают, что для стабилизации экономики правительство России будет прибегать к "неортодоксальной финансовой политике", в частности, к монетарному финансированию бюджета, что может негативно сказаться на инфляции и макрофинансовой стабильности.
Минэкономразвития РФ с этими прогнозами не согласно, вообще правительство рисует куда более позитивные тренды — по их мнению, в 2023 году снижение может составить лишь 0,8%, а в перспективе до 2025 года у экономики России есть все шансы, чтобы показать положительную динамику. Однако санкции не кончаются и так или иначе влияют на бюджет — вот уже Евросоюз включил ФНБ в списки ограничений, вероятно, намереваясь заморозить средства Фонда. Но получится ли у него? И как отличается реальность от нарисованных фантазий Минэкономразвития?
Своим мнением об этом с Накануне.RU поделился экономист, зампред комитета Госдумы по экономической политике Михаил Делягин.
— Насколько вероятна "неортодоксальная финансовая политика", о которой говорит Moody's?
— А что касается монетарного финансирования бюджета?
— Бюджет так финансируется ноябрь-декабрь, так что это уже произошло "позавчера". Если имеется в виду финансирование дефицита бюджета из Фонда национального благосостояния и прочих резервов правительства, то вообще-то это было предусмотрено в федеральном бюджете, который разработали аж в августе. Что называется, дошло до жирафа.
К инфляции это не имеет никакого отношения, потому что инфляция в условиях искусственно созданного денежного голода вызывается не избытком денежной массы, а произволом монополий. Увеличение денежной массы, в том числе увеличение вливания в экономику денег из федерального бюджета через финансирование дефицита в условиях дефицита денег, наоборот, снижает инфляцию, потому что, как мы помним по опыту правительства Примакова, Маслюкова и главы Центробанка Геращенко, рост деловой активности опережает рост денежной массы. Правда, для этого нужно ограничивать произвол монополий хотя бы в части естественных монополий, на что нынешнее руководство, имитационное опять-таки, пойти не может в принципе.
— Агентство прогнозирует сокращение ВВП в 2023 году на 3% — на ваш взгляд, насколько верны такие показатели?
— Moody's почему-то думает, что нарисует спад в 3%, но это вопрос политической целесообразности, а не экономической ситуации. А данные того же нашего Росстата уже давно не бьются ни с чем и даже не бьются сами с собой, принимать всерьез данные Росстата может только МВФ, как мне кажется. Как сказал много лет назад председатель бюджетного комитета Госдумы из "Единой России": после того, как мы подчинили Росстат Минэкономразвитию, нам по плечу любые показатели. И в этом отношении мы можем "нарисовать" спад в 3%, а можно нарисовать рост в 3%, и никакой содержательной разницы здесь не будет.
— В Минэкономразвития заявили, что Moody's не учитывает весь комплекс реализуемых в стране мер по ускоренной адаптации экономики к новым условиям…
— Они умеют говорить, и это хорошая новость. Министерство экономического развития РФ — это ведомство, которое утверждает, что России очень полезно быть членом ВТО, потому что членство в составе ВТО помогает нам обходить санкции. Излагаю их позицию близко к тексту.
Люди с этим уровнем вменяемости — хорошо, что они умеют разговаривать, это большая новость. Потому что когда первый заместитель этого замечательного министра выступал в Госдуме и объяснял, почему в условиях специальной военной операции нужно штрафовать предприятия, в том числе находящиеся в передовой зоне, за то, что они не вовремя сообщат данные о выбросах СО2 в рамках климатического мошенничества, складывалось ощущение, что они не умеют говорить. Но к экономической политике это не имеет отношения. Тем более это не имеет отношения к экономической реальности.
— И все же при сохранении нынешнего развития, какой показатель вам кажется более близким к реальности — 3% или 0,8%?
— При продолжении сегодняшней политики ближе к реальности спад в 3%, но я напомню, что динамика ВВП считается с погрешностью в плюс-минус три процентных пункта. Так что принципиальной содержательной разницы нет. То есть, когда мы говорим про спад 3%, это может быть в реальности 0% и может быть спад в 6%. Когда мы говорим про спад 0,8%, то в реальности это может быть рост 2,2% или спад 3,8% — и оба показателя будут корректны. Так что эта разница сугубо пропагандистская.
— Минэкономразвития при этом говорит о мерах адаптации экономики к новым условиям, но, возможно, нужно говорить уже об изменении самой структуры экономической системы, а не просто адаптации?
— Если говорить с содержательной точки зрения, то нужно от поощрений финансовых спекуляций и разграбления советского наследства переходить к производству добавленной стоимости и к комплексной модернизации экономики. Про добавленную стоимость президент в своем послании сказал, но не факт, что Министерство экономического развития осознает, что это такое. По крайней мере, никаких признаков нормализации экономической политики, исходящих из этого ведомства, не видно.
Что касается адаптации, то адаптация — это приспособление к плохим условиям. Когда у вас нет денег — вы сокращаете производство.
— Нельзя не спросить и про новые санкции, ФНБ включен в новый пакет ограничений — возможность заморозить оставшиеся средства Фонда существует?
— Вряд ли у них это получится, у них с этим не все хорошо. Они только недавно нашли еще около 58 млрд евро к деньгам, которые официально заморозили. В ФНБ на 1 февраля оставалось 10,5 млрд евро, которые доступны для западных санкций, но не факт, что они смогут их найти.
— А в целом как санкции влияют на бюджет, на ВВП страны?
— Как я сказал среди прочего Эльвире Набиуллиной, и она не возражала, санкции Запада — ничто на фоне тех санкций, которые ввели против России Центробанк и Минфин. Так что это влияние незначительно за двумя исключениями: у нас украли $300 млрд, а по некоторым оценкам, еще даже чуть больше, это многовато, и за почти год российское государство не приняло никаких внятных мер, таких, чтобы было больно ворам.
И второе — сокращение наукоемкого инвестиционного импорта, в основном оборудования, составило 50%, импорт сократился примерно вдвое, спад на пике был больше трех раз, его удалось частично восстановить, но, по сравнению со временами до СВО, наукоемкий инвестиционный импорт сократился примерно вдвое. И как компенсировать это — непонятно. Притом, что потребность в нем, очевидно, выросла хотя бы потому, что мы производим больше оружия, значит, нужно больше сложных станков.
— А вместе со станками и больше рабочих рук?
— Конечно, система образования продолжает уничтожать трудовую мотивацию в зародыше. Что делать с этим? Никаких признаков того, что кто-то всерьез об этом задумывается, я не вижу. Надеюсь, это потому, что задумываются в специальных структурах. Но то, что человек, который 10 лет обвинялся всеми промышленниками в уничтожении этой самой промышленности, получил повышение и теперь стал вице-премьером — это производит фатальное впечатление.