Тяньаньмэнь. Двадцатилетие мифа
Создание мифов – хорошо отработанная технология. К примеру, "всем известно", что в тоталитарном СССР при Сталине полстраны сидело, а другие полстраны их охраняло. Вам всякий незамутненный минимальной критичностью сознания индивид так и подтвердит – ибо эта истина не требует доказательств – "это все знают". В качестве доказательства приводятся цифры мега-специалиста, непререкаемого гуру Солженицина – о 100 миллионах невинно умученных в кровавой сталинской мясорубке. На вопрос же – так как же так тогда получается, что судя по давным-давно рассекреченным архивам и по данным нашей современной российской статистики, в кровавом тоталитарном 1937 году во всем СССР сидело меньше народу, чем в сегодняшней демократической России, любой либерал вам браво ответит – это плохие цифры. Негодные. И вообще, статистике верить нельзя. Надо верить Солженицыну.
И спорить с этим мифом практически невозможно – миф уже живет своей жизнью, он практически стал реальностью, какое ему дело да каких-то там глупых и мешающих его существованию цифр.
Сегодня – ровно двадцать лет со времени рождения другого, но подобного же по своей природе мифа. Мифа о событиях на площади Тяньаньмэнь. Что в Пекине находится, который, в свою очередь, находится в Китае.
Вкратце этот "всем известный" миф сводятся к следующим трем пунктам.
1. Задумывая и проводя свои реформы, власти КНР ограничились исключительно экономическими мерами, не коснувшись основ политической системы.
2. В китайском руководстве не планировали и не желали никаких либеральных преобразований.
3. На площади Тяньаньмэнь имела место мирная студенческая демонстрация, с жестоким азиатским варварством беспощадно подавленная властями.
И сегодня со всеми этими утверждениями спорить чрезвычайно трудно. Ибо на каждую робкую попытку в смысле уточнения (скока-скока?) или, не приведи господи, возражения, прогрессивной демократической общественностью всего мира браво и отрепетированно дружно дается гневная отповедь: "Это же всем известно!!" Со всеми полагающимися причитаниями про "слезинку ребенка" и прочими необходимыми к такому случаю аксессуарами.
Действительно, на тезис "это же все знают", ответить трудно. Ибо отвечающий заранее ставит себя в неловкое положение оправдывающегося.
Такая технология весьма успешно опробована во многих странах мира. Она, в сущности, примитивна – в голову людей как гвоздь вбивается некий миф, а дабы отвергнуть и искоренить все сомнения вопрошающих - "да вы что??" этот миф повторяется многократно и в конце концов становится "истиной в последней инстанции". Которую якобы "все знают".
Но дело в том, что действительность выглядит совершенно иначе.
Давайте по пунктам.
1. В середине 1980-х годов в Китае активно проводились политическая перестройка и либерализация (не совсем по советскому образцу – но по очень похожему).
1989 год – это был десятый год объявленной в Китае политики широкой модернизации. К ее началу в 1978-1979 гг. КНР была страной, где 80% населения недоедало. Лишь треть взрослых умела писать и читать. Промышленность отставала от Запада на десятки лет. Основным видом транспорта был велосипед.
Только в 1973 году Китай получил международное признание и вошел в число постоянных членов Совета Безопасности ООН. Страна казалась полностью подорванной утопическим, по сути своей – троцкистским - "великим скачком" и разрушительной "культурной революцией" – настоящей гражданской войной, закончившейся лишь со смертью Мао Цзэдуна. Железные дороги блокировались бандами в десятки тысяч хунвейбинов. Например, стратегическая магистраль Пекин - Шанхай была перекрыта больше года. Города становились аренами сражений с применением танков и авиации. Так, например, произошло в 1968 году в Чунцине, где погибли десятки тысяч человек.
Наконец, в Китае тогда уже был миллиард человек, которых надо было элементарно накормить досыта.
Как раз в 1979 году в крупнейших провинциях КНР Сычуань и Аньхой разразился жестокий голод. Крестьяне просили подаяния на дорогах, целыми селениями снимались с места и бродили по стране. Массовым явлением стала смерть грудных младенцев на руках матерей и каннибализм.
Но в результате блестящих экономических реформ, проведенных под руководством Дэн Сяопина, к 1989 году все это осталось в прошлом. Народ перестал голодать. У людей появился хоть и скромный, но достаток, все без исключения стали жить намного лучше, чем десятилетие назад.
Как итог - в 1989-м китайцам жилось не здорово, конечно, но – намного лучше, чем им жилось всего десять лет назад.
При этом власть в Китае уверенно взяли в руки люди, в большинстве своем, так или иначе пострадавшие от репрессий хунвейбинов – и отодвинувшие этих отморозков от власти. Но – они (ну, азиаты все-таки!) придумали замечательную формулу для всяческого отсечения для возможных нападок на историю собственной страны: 60/40. Смысл этих цифр (в процентах) прост: да, много было плохого. Но хорошего – больше.
Так они собственную идентификацию защищали. Они так свое государство для будущего берегли.
2. Насчет отсутствия во властных кругах Китая стремлений к либерализации – это тоже миф. Там тогда такого было в избытке. Тогда складывалось впечатление, что две великие социалистические страны мира пытаются перещеголять друг друга в стремлении к Свободе. Тем более, что СССР подавал гораздо более убедительные примеры своей лояльности и лизоблюдства перед Западом – так лихо сдавать все и вся, как сдавалось при нашем пятнистом "перестройщике" китайцы все-таки не сподобились. Они не были готовы к таким стахановским темпам капитуляции. При этом, надо заметить, что преобразования в Китае проходили на фоне мощного движения против существующего режима. В КНР были и "китайский Горбачев", и "китайский Ельцин".
Одновременно проводилась и весьма широкая политическая либерализация. Уместно вспомнить, что лозунг о необходимости последовательной демократизации, как гарантии от повторения ужасов маоизма, был провозглашен на съезде КПК еще в 1978 году.
Лично Дэн Сяопин не раз подчеркивал, что политические реформы – одна из приоритетных задач руководства Китая.
Одним из ключевых пунктов перемен стала гласность, которую именовали "прозрачностью" и которая проявила себя валом разоблачительных публикаций о коррупции, разложении и злоупотреблениях власть имущих. К примеру, в 1985 году прогремело длившееся три года "хайнаньское дело", в котором было замешено около двух тысяч чиновников. (Практически одновременно с этим Иванов и Гдлян прогремели на весь СССР подобным же делом о коррупции в среднеазиатских республиках).
Следствием политики либерализации стал и рост национализма. Во второй половине 1980-х годов на окраинах КНР прокатилась волна массовых беспорядков на национальной почве. Так, 1 октября 1987 года во время празднования годовщины образования КНР в Лхасе вспыхнул настоящий бунт под лозунгами: "Китайские собаки, убирайтесь вон из Тибета!", "Ату китайцев и их собак!".
Вам ничего из лозунгов тех времен, только уже по отношению к русским, в других – весьма многочисленных местах бывшего СССР, это не напоминает?
Наконец, незадолго до событий на площади Тяньаньмэнь группа китайских интеллигентов (да, да, были и такие) выдвинула программу радикализации политических реформ.
Предлагалось пересмотреть конституцию КНР, исключив из нее упоминание о КПК, передать реальную власть парламенту, провозгласить разделение властей, снять ограничения на создание политических партий, привести законодательство в соответствие со всеобщей декларацией прав человека.
Да, и в Китае тоже были свои Гавриилы Поповы, Ковалевы и Новодворские. И тогда их не менее яростно, чем у нас, толпа возносила на пьедестал.
А власть КНР этому потворствовала. Она теряла нити управления массами – и в заразе либерализации самозабвенно попискивала, когда в нее втыкали сначала иголки, а потом – ножи.
В 1986 году молодой астрофизик Фан Личжи, ныне один из лидеров антипекинской эмиграции, опубликовал в центральной газете КПК "Жэньминь Жибао" ряд статей, где отстаивал демократию западного образца. Он заявил: "Марксизм… нужно отложить в сторону". Всего десятью годами раньше за несравненно меньшее его могли запросто забить бамбуковыми палками. Но в Китае уже была гласность... извиняюсь, "прозрачность". Лить помои на существующий государственный режим стало нормой. Даже печатный орган ЦК перестал быть рупором партийных идей!
Летом того 1988 года по центральному телевидению Китая в прайм-тайм был показан шестисерийный документальный фильм "Элегия о Желтой реке", аналог советского "Архипелага ГУЛАГ".
В фильме открыто говорилось об изначальном убожестве социалистической идеи, ее неспособности к развитию. По мнению авторов, чтобы добиться хоть какого-то прогресса, страна должна отбросить свое тысячелетнее наследие, "неуместное в современном мире", ввести свободомыслие, многопартийность, свободу слова и отстранить КПК от власти.
Характерно, что руководство КПК просто проигнорировало этот фильм. "Элегию Желтой реки" повторили еще несколько раз.
И снова вопрос – вам это ничего не напоминает?
А потом как бы внезапно второй человек в КПК Ху Яобан, один из активнейших "демократизаторов", лишился должности генерального секретаря, хотя и остался в числе высших руководителей государства. О чем через прессу было доложено всему Китаю. И Ху Яобан немедленно стал настоящим идолом либеральной китайской интеллигенции.
А в России – о чудесное совпадение! - народ в подобных обстоятельствах и в это же самое время так же страстно возлюбил неправедно обиженного "горбачем" Ельцина.
Впрочем, новый генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян полностью разделял взгляды предшественника. Но ведь и Горбачев у нас был ничуть не лучше ЕБН. Просто он власть не хотел ему отдавать – ибо власть, извините, слишком уж личное, интимное дело.
Фактически на рубеже 1989 года Китае имел полный набор дестабилизирующих факторов - мощное движение за тотальную либерализацию всего и вся, кровавые национальные конфликты, разочарование значительной части общества в существующем строе каждодневно подогреваемые через "свободные" СМИ, серьезные экономические проблемы, включая дефицит товаров.
И в центре общественного внимания оказались два лидера, яростно соперничавших друг с другом, но одинаково жаждавших власти и активной перестройки страны – Чжао Цзыян и Ху Яобан. У последнего, повторюсь, был даже "ельцинский" ореол безвинно обиженного.
Впрочем, все эти неурядицы не поколебали решимости китайских властей проводить политические реформы. Даже старейший член ЦК КПК Ся Ян, сравнивая происходящее в Китае и Советском Союзе, заявлял, что в области идеологии СССР обогнал КНР, и Китаю нужно срочно наверстывать это упущение.
В этом смысле либеральные китайцы, конечно, оказались дураками – ибо обогнать наших Горби и ЕБН, с их несусветным, запредельным, чудовищным напором раздербанивания Великой Страны, разумеется, было просто нереально.
Но, как говорится – найдите десять отличий от.
******
Наконец, переходим к пункту №3. Той самой "слезинке ребенка".
"3. На площади Тяньаньмэнь имела место мирная студенческая демонстрация, с жестоким азиатским варварством беспощадно подавленная властями".
Господа. На Тяньаньмэнь происходило, что угодно, но только не мирная демонстрация безоружных студентов!
15 апреля 1989 года история сделала резкий поворот, застав врасплох всех участников событий. Внезапно умер Ху Яобан.
18 апреля на площади Тяньаньмэнь появилась первая студенческая манифестация. В ней приняло участие около тысячи человек. Одним из главных требований была отмена "несправедливого" постановления о снятии покойного с поста генерального секретаря КПК (так сказать, посмертная реабилитация) и проведение достойных похорон.
Думаю, что если в 1988 умер бы Ельцин – у нас было бы все ровно точно также.
Впрочем, первоначальные требования страждущих были забыты по мере быстрого роста числа демонстрантов. Рост обьясняется вполне банально – китайцев в Китае много, а тогдашние СМИ только и делали, что тотально пропагандировали это мероприятие. И уже к 20 апреля на площади собралось более ста тысяч человек.
У властей оставалось два выхода – либо применить масштабное насилие, либо вступить в переговоры. Не было сделано ни то, ни другое. Между тем ситуация осложнялась.
26 апреля "Жэньминь Жибао" объявила происходящее "откровенным покушением на власть", "заговором", "нарушением общественного порядка". Утверждалось, что "кучка людей" стремится ввергнуть Китай в хаос и под "демократическими лозунгами попирает законы демократии". По сути, все было сказано верно. Но сказано это было топорно, не вовремя и НЕ ТАК. На фоне людского моря на площади статья выглядела откровенным издевательством. Это стало крупнейшей ошибкой властей – над которой тут же яростно потоптались "свободные" китайские СМИ. Как итог - уже на следующей день на площади Тяньаньмэнь собралось более полумиллиона человек.
Подобный идиотизм продемонстрировал у нас – только через два года – в 1991-м и ГКЧП. В Китае тогда тоже были свои "лебединые озера" вместо четких и внятных объяснений, и свои безвольные Янаевы с трясущимися руками.
Просто китайцев и тогда и сейчас – несколько больше, чем россиян.
А раскол и растерянность в верхах с каждым часом нарастали.
Чжао Цзыян в беседе с представителем Азиатского банка развития сообщил, что необходимы переговоры с демонстрантами. Более того, он сообщил, что студенты требуют того же, что и само правительство – борьбы с коррупцией и демократизации. Тем самым Чжао Цзыян заявил о претензии на единоличную власть и полное устранение прежнего руководства. Им был отдан приказ о том, чтобы информация о демонстрации появилась на центральном телевидении.
1991 год – Россия – один в один.
Тем временем на главной площади Пекина творилось нечто невообразимое. Люди, словно завороженные происходящими событиями, втягивались в них, как в гигантскую воронку.
Студенты, затеявшие все это, оказались в меньшинстве. Более того, целый ряд пекинских вузов принял решение отозвать с площади своих представителей. В толпе находились случайные прохожие, рабочие, служащие, крестьяне из пригородов. Но больше всего было молодых безработных. Их скопилось около миллиона. Именно они стали главной ударной силой назревавшего кровопролития.
Растерявшиеся власти заговорили о том, что происходящее – результат происков зарубежных спецслужб. В этом они частично были правы. Даже иностранные обозреватели признавали, что на площади Тяньаньмэнь действовали агенты ЦРУ и тайваньской разведки. Однако их роль будто бы ограничивалась лишь передачей денег.
Под влиянием событий в Пекине начались демонстрации в других городах и, прежде всего, в Шанхае, находящемся на богатом и благополучном юге.
Стало ясно, что если власти не вмешаются, падение КПК и всего правящего режима неизбежно.
30 мая была предпринята попытка мирно вытеснить людей с площади Тяньаньмэнь. Однако массы людей остановили колонны бронетехники своими телами. Только после этого власти приняли Решение.
Кто и как принимал данное Решение, неизвестно до сих пор. Из ряда сообщений следует, что сделано это было по настоянию "старой гвардии". Эти 70-80-летние ветераны КПК хорошо помнили, что сделали со страной такие же бешеные юнцы меньше, чем два десятилетия назад.
В ночь с 3 на 4 июня 1989 года части 29-й армии НОАК вошли в Пекин. На их пути сразу же возникли баррикады из автобусов и легковых машин. Внешне хаотичные толпы превратились в подразделения, готовые закрыть путь танкам, став живым щитом. В руках появились бутылки с "коктейлем Молотова".
И после этого родился МИФ. Тот самый МИФ, который, по идее, сегодня знают все.
Танки и бронемашины атаковали толпу на максимальной скорости и прошли сквозь нее, оставляя позади себя месиво из раздавленных и растерзанных тел. Баррикады расстреливались с дальних дистанций. Но это явилось лишь началом. В центре Пекина вспыхнуло настоящее сражение. По армии стреляли тысячи автоматов и гранатометов. Много солдат и полицейских погибло. Их тела носили следы жестоких истязаний. Улицы были буквально забиты горящей бронетехникой. Стрельба в разных частях города, в том числе и артиллерийский огонь, гремела еще несколько дней. Свидетелями этих событий стали десятки иностранцев, не подверженных влиянию китайского официоза.
На фоне всего вышесказанного, действительно, несколько странно видеть заявления китайских властей, о том, что при подавлении массовых беспорядков погибло около двухсот человек. Как-то я себе не могу представить, чтобы хотя бы один танк проехался по площади, забитой миллионом человек – и столько мало жертв получилось. Но даже цифры западных правозащитников – 2 600 выглядят не такими уж ужасающими, как вышеприведенная красочно описанная картина ужасного побоища. Ибо эти цифры вполне соразмерны с теми, которые называются при штурме Белого дома в кровавом октябре 1993-го. (Правда, есть одно отличие. "Наши" сотни (тысячи) убитых были убиты во имя демократии, то есть правильно. А "их" сотни (тысячи) – во имя ужасного китайского тоталитаризма, то есть - неправильно.)
Но, повторюсь, цифры меня смущают.
И они смущают не только меня.
******
Ибо никакого побоища на площади Тяньаньмэнь НЕ БЫЛО.
Прошу прощения за обильную цитату, но:
По мере того, как Пекинская Олимпиада обретает все более четкие очертания, мы все чаще становимся свидетелями попыток напомнить миру о том, что якобы случилось 4 июня 1989 года: расстрел "стремившихся к демократии" студентов на пекинской площади Тяньаньмэнь.
Газета New York Times, сделавшая так много для распространения первоначальной версии того, как войска стреляли в протестующих студентов, недавно опубликовала еще несколько статей, осуждающих предполагаемую бойню, причем в одной из них говорилось о желательности неучастия в Олимпиаде. Другие СМИ, включая обычно нейтральные британские Guardian и Independent, а также австралийскую Sydney's Morning Herald, присоединились к общему хору. И никто не заинтересован в публикации опровержений.
Такие попытки производят впечатление, особенно, если учесть наличие огромного количества доказательств того, что никакой бойни на площади Тяньаньмэнь не было. В недавно вышедшей книге Эухенио Бреголата, который был тогда послом Испании в Пекине, говорится, что именно в тот момент на площади находилась съемочная группа испанского телеканала TVE, и, если бы там произошла перестрелка, то телевизионщики оказались бы первыми, кто увидел и зафиксировал это.
(Как показывает практика подобных событий, вероятнее всего телевизионщики с их легко узнаваемой и громоздкой аппаратурой, одними из первых бы оказались в роли мишеней стрельбы)
Эухенио Бреголат сердито указывает на то, что большинство репортажей о предполагаемой бойне было написано журналистами, пребывавшими в безопасности в отеле "Пекин", находящемся на некотором расстоянии от площади.
Кроме того, есть еще такой весьма прагматичный корреспондент агентства "Рейтер" Грэхем Эрншоу, проведший ночь с 3 на 4 июня в предполагаемом месте расстрела: в центре площади Тяньаньмэнь и подробно опрашивавший студентов до тех пор, пока рано на рассвете не появились, наконец, военные. Он также не заметил никакой бойни и писал в своих воспоминаниях: "Вероятно, я был единственным иностранцем, который видел процесс очищения площади с самой площади".
Эрншоу утверждает, что большинство студентов мирно разошлись гораздо раньше, а несколько сотен оставшихся были убеждены военными поступить так же. Его слова подтверждает Сяопин Ли, бывший китайский диссидент, а теперь - житель Канады, который недавно написал статью для Asia Sentinel, где цитировал уроженца Тайваня Хоу Дэцзяня, проводившего на площади голодовку в знак солидарности со студентами: "Некоторые говорили, что на площади погибло 200 человек, другие заявляли - что до 2 тысяч. Ходили также рассказы о танках, которые давили студентов, пытавшихся бежать. Должен заявить, что лично не видел ничего подобного, а я находился на площади до 6:30 утра".
Но вся западная пресса взахлеб передавала слухи о кровавых ужасах. Эрншоу утверждает, что "вполне вероятно это являлось работой "черных информаторов" из США и Великобритании, всегда готовых протолкнуть истории анти-пекинского содержания в ничего не подозревающую прессу.
Другим ключевым источником исходного мифа и бойне стал лидер студентов Уэр Кайси, заявивший, что видел тела 200 студентов, застреленных на площади. Однако он замечает: 'Позже было доказано, что тот ушел с площади за несколько часов до тех событий, которые сам же описывает'.
А рассекреченные отчеты посольства США в Пекине того времени, обычно подтверждающие описания событий на площади, сделанные Эрншоу и Хоу, по-прежнему содержат рассказ о том, как убийство студентами солдата, пытавшегося пройти на площадь, стало катализатором насилия на ее окраинах.
Из сказанного следует однозначный вывод. События на площади Тяньаньмэнь не были подавлением мирной демонстрации.
Вслед за событиями на площади Тяньаньмэнь было чрезвычайное положение в Пекине, продлившееся семь месяцев, бескровное наведение порядка в Шанхае и других городах, увольнение Чжао Цзыяна и многое другое. Все это интересно, но не так уж важно.
Важнее другое. Именно в дни трагедии на площади Тяньаньмэнь Китай сделал свой выбор, избрав реальный прогресс вместо распада и гниения, уготованного ему ходом событий. Именно в те дни была решена судьба великой азиатской страны.
Китайцы не дали уничтожить свою страну во имя "общечеловеческих ценностей", не позволили превратить ее в поле реализации сомнительных "проектов". Этот народ, возможно и инстинктивно, возможно, во многом благодаря случаю, сделал иной выбор.
Тяжелый, жестокий выбор. Цена ему - несколько сотен человек.
А в сегодняшней России ежегодная убыль населения стабильно держится на уровне миллиона. Не говоря уж о десятках тысяч убитых во многочисленных межнациональных резнях на окраинах, и уж тем более не говоря о нынешнем экономическом положении Китая и России - в сравнении друг с другом.
******
А напоследок - два высказывания двух разных политиков из двух разных эпох.
Джон Кеннеди, год 1959: "Нам всем придется изучать русский…"
Владимир Путин, год 2002: "Моя дочка учит китайский…"
Летать в России станет еще дороже
Креатив Госдумы так и прет: про букмекеров и депутатов
Вот это "Вызов"
