"Проблемы в российской науке есть, но они от того, что не работает промышленность"
Администрация Кремля подготовила ряд концептуальных поправок в законопроект о реформе РАН, но на сроки принятия документа они не повлияют, сообщил сегодня пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков. Сам Путин продолжил начатую накануне серию консультаций с руководством профильных академий. Что из этого получится, будет понятно осенью, когда Госдума собирается рассмотреть скандальный законопроект в третьем чтении. Впрочем, не исключено, что ей придется вернуться и ко второму чтению, о чем сегодня сказал спикер Госдумы Сергей Нарышкин. Пока же в обществе продолжаются дискуссии о том, нужна ли эта реформа вообще. О том, как к реформе науки относятся промышленники, Накануне.RU рассказал президент ассоциации "Росагромаш", лидер "Партии дела" Константин Бабкин.
Вопрос: Как Вы относитесь к реформе Российской академии наук, проект которой уже наделал столько шуму?
Константин Бабкин: Я отношусь к этой реформе крайне негативно. Во-первых, с академией и академиками нельзя обращаться так неуважительно, как это делается. Во-вторых, вызывает непонимание само содержание реформы. Власти хотят научные учреждения лишить собственности, отобрать их здания, все имущество. Но это же неотделимо! Если научный руководитель не сможет распоряжаться собственностью своего учебного заведения, то все это будет тонуть в массе согласований, в болоте общения между ученым и чиновником. Это лишит ученых возможности оперативно реагировать на изменения научных тенденций. Ну и, в-третьих, зная людей, которые сидят в Правительстве и министерствах, я понимаю, что для них личное обогащение – это все, а общественные интересы играют куда меньшую роль.
Чиновники, распоряжающиеся имуществом ученых, - это даже звучит как-то дико. Если они не имеют опыта, не испытывают чувства уважения к науке, то управляя научными институтами, они принесут только вред.
Хотелось бы еще отметить один момент. Проблемы в современной науке, конечно же, есть, но они связаны в первую очередь с тем, что не работает промышленность, не работают наработки ученых. Оттого наука сегодня в России превращается в парусник без руля – не знает, куда плыть, не знает, что делать, что востребовано, а что нет. Даже если он куда-то приплывает, то оказывается, что в России это никому не нужно, потому что промышленность не работает.
Молодежь, естественно, не хочет идти в науку, потому что не видит возможности реализовать свой потенциал. Я, например, хотел ученым быть до 25 лет, а потом увидел, что это никому не нужно, и ушел в бизнес. Сейчас я занимаюсь производством, и наше сельхозмашиностроение привлекает научные разработки. Мы размещаем заказы на новые разработки, заказываем определенное количество специалистов в университетах. Именно через развитие производства возможно развитие науки. Однако, в реформе РАН, которую предложило правительство, ни о чем подобном речь не идет. Наука так и останется невостребованной.
Вопрос: Как происходит взаимодействие между производителями и научным сообществом?
Константин Бабкин: Мы, сельхозмашиностроители, в основном, работаем с институтами – ГОСНИТИ (Государственный научно-исследовательский технологический институт), Автотранспортный институт, любые другие отраслевые институты.
Вот, например, резиново-металлические гусеницы для тракторов были разработаны в институте НАТИ (Научно-исследовательский тракторный институт), который, к сожалению, ликвидировали как неэффективный, хотя именно он сделал огромный шаг в отраслевой науке. Ну, у института была очень привлекательная недвижимость в районе Белорусского вокзала. Конечно, он оказался неэффективным, с точки зрения менеджеров, которые рвутся к власти в академии наук, а так, отрасли он приносил очень большую пользу.
Сейчас Россельмаш выпускает комбайн Торум, который продается в Северную Америку и другие страны мира, так вот принцип отмолота – двойной ротор с вращающейся декой был разработан в московских институтах сельхозмашиностроительного направления в 90-х годах. Но сейчас мы ее эффективно используем и конкурируем с ведущими мировыми компаниями. Но если сейчас ликвидируют эти институты, то следующих семейств комбайнов может и не появиться.
Вопрос: В Правительстве все возмущается, что среднему академику 74 года…
Константин Бабкин: Я считаю, что это только плюс. Это люди, которые помнят советские времена, когда наука была жива, была востребована. Помнят времена, когда она занимала ведущие позиции в развитии государства. И эти люди сохраняют эти традиции и наработки. Если сейчас туда с улицы придут новые, вчера выпущенные из лабораторий заграничных университетов управленцы, которые понимают только доллары, квадратные метры и банковские проценты, и не видят долгосрочных перспектив, то это приведет только к доразвалу РАН.
Когда у нас в стране начнет развиваться производство, когда начнет восстанавливаться экономика, то нам нужна будет академия, сохранившая свои традиции, а квадратные метры недвижимости - вещи уже вторичные. Если Россия останется без фундаментальной науки, то лишится возможности развития, таким образом, перспективы ее восстановления отодвинутся по времени.
Вопрос: Сторонники реформы говорят о неэффективности РАН, о том, что она не оправдывала вложенных в нее средств. Вы согласны с этой точкой зрения?
Константин Бабкин: Во-первых, деньги туда вкладывались не такие уж и большие, как, например, в футбол, Олимпиаду, саммиты. Конечно, она работала не идеально, в определенном отрыве от производства. Академия наук справлялась с сохранением традиций, культуры, делала научные разработки, хотя могла и лучше. Но для того, чтобы она лучше функционировала, необходимо не разваливать ее, а улучшать ее работу, советоваться с академиками, которые знают, как улучшить работу академии, а не разгонять всю эту структуру.
Вопрос: Как Вы думаете, что станет с академией сельхоз хозяйства после ее вхождения в обновленную структуру РАН?
Константин Бабкин: Я не понимаю, что они собираются с ней делать! Я бы своим детям не советовал идти в науку. Наблюдая, как с ней обращаются, как обращаются с академией наук, я понимаю, что нас ждет полный научный развал.