Научная реформа - мнение оптимиста
Ученое сообщество страны растревожено как муравейник. Еще бы - сам президент озвучил инициативы по повышению заработной платы и цифра обозначена совсем не малая - оклад в 30 тысяч рублей. Сказать, что все академики, доктора, кандидаты и младшие научные сотрудники погрузились в восторженное ожидание, конечно, не совсем верно. Люди это все больше грамотные, умеющие думать, анализировать, соспоставлять цифры (например, зарплату с инфляцией). Но то, что инициативы верховной власти вкупе с программами реформирования родного министерства, стали предметом самых оживленных дискусиий, совершенно ясно. Что же говорят в самой научной среде? Как оценивают перспективы и предложенные нововведения? Насколько оптимистично смотрят в будущее российской науки те, кто ее делает сегодня? Об этом рассказывал накануне в интервью телекомпании "Ермак" Петр Мартышко - директор института геофизики УрО РАН. Печатную версию этого интервью мы публикуем ниже.
Вопрос: Наверное, самое серьезное и долгожданное изменение, которое ждет российскую науку в ближайшее время - это повышение зарплаты квалифицированным сотрудникам до 30 тысяч рублей. Это пообещал глава государства. Наверное, не имеет смысла спрашивать, как Вы к этому относитесь, скорее всего, положительно или хотелось бы больше?
Петр Мартышко: Не то, что я хотел бы больше. Давайте смотреть объективно. Я только что вернулся из командировки.Там был разговор с одним московским коллегой. У него сын только что закончил матмех, работает в науке, но не в академической, получает свои 1,5 тысячи долларов. А что предлагается нам? В 2008 году 15 тысяч молодым сотрудникам. А какая инфляция? Квалифицированных, молодых сотрудников, которые, действительно, нужны науке, это мало привлечет.
Вопрос: Сколько сейчас получают ученые в среднем?
Петр Мартышко: У нас в институте средняя зарплата 7 тысяч рублей. Молодежь получает по тарифной сетке около 2 тысяч. Директор имеет 18 разряд, самый высокий, никто больше не имеет права получать. У него получается 3,5 тысячи рублей. Конечно, он получает больше за счет доплат за докторскую, за кандидатскую и т.д. Но это не серьезно. Особенно для молодых, они привыкли жить по-другому. Это мы раньше за энтузиазм работали.
Вопрос: Что тогда нужно сделать, чтобы привлечь кадры в науку или хотя бы не растерять то, что есть?
Петр Мартышко: Вот передо мной лежит очередной вариант модернизации российской науки. Кто-то же это писал? Сейчас 17 страниц, раньше было 60. Ведь и зарплату за это чиновники, наверное, не малую получают. На мой взгляд, все это можно было не писать. Есть такой афоризм: не учите нас жить, помогите лучше материально. Надо просто создать такую законодательную базу, чтобы промышленности было выгодно принимать наши разработки.
Вопрос: Но современную российскую науку как раз и обвиняют в инертности, в том, что их разработки не отвечают требованиям времени.
Петр Мартышко: Есть презумпция невиновности. Если вы в чем-то обвиняете, докажите. Вот есть в предлагаемой нам концепции слова "усилить образовательную роль". Простой пример. Возьмите ВУЗы нашего Екатеринбурга. Примерно 80% профессорского состава на матмехе - приходящие люди из УРО РАН. Мы итак интегрированы с наукой, зачем еще что-то делать? Я заведую кафедрой в техническом университете, что мне это мешает законодательство делать? И при этом я - директор в Академии наук.
Вопрос: То есть, сейчас науке не хватает именно интеграции с промышленностью?
Петр Мартышко: Законодательная база совершенно безобразная в этом плане. Был закон ставки возмещения за пользование недрами. Была возможность заключать хорошие договоры с добывающими компаниями, но потом закон отменили. И проблемы возникли. Мы готовы ни о чем не просить. Просто сделайте, первое – не говорите хотя бы неправильные слова, что мы лишим вас налоговых льгот. Мы - не коммерческая организация. Нигде в мире спиртовой завод и научный институт не работают по одинаковым налоговым правилам. Это все у нас придумывают: давайте все сделаем, как на западе. Это не правда. А если говорить, как на западе, тогда создайте законодательную базу, которая бы стимулировала вложения промышленности в науку. В развитых государствах это есть. В США 110 млрд – это государственное финансирование и в два раза больше от промышленности. В свое время я был в одном американском университете. Мне говорит мгой коллега: нам потребовалось построить новое здание факультета, бюджетных денег не было, мы создали фонд и через полгода в нем 15 млн. Откуда? Бывшие выпускники института, их родственники и т.д. Им это выгодно: они освобождаются от части налогов, им почет и уважение.
Вопрос: А у нас?
Петр Мартышко: А у нас пока одни разговоры. И тогда никаких концепций не надо будет. Сейчас вот говорят, что в некоторых организациях ведутся очень слабые наученные исследования. Есть, конечно, такие организации. Но почему они такими стали? Их удушили экономически
Вопрос: Наука может сама зарабатывать?
Петр Мартышко: Фундаментальная наука во всем мире живет за счет государства. Это база. При хороших стечениях обстоятельств фундаментальную науку удается очень быстро и легко применить. Возьмите Алферова, когда появились физические результаты? И когда появились первые сотовые телефоны, которые производятся на их основе. Проходят десятилетия. А у нас принцип - вчера слезли с дерева, а сегодня хотим все. Ну, нельзя же так. Должно пройти время. И требовать сиюминутной отдачи – не правильно. Очень хорошо в свое время академик Коровин сказал на Президиуме: можно, конечно, Илью Глазунова заставить раскрашивать заборы, но маляр это сделает лучше. Так же и у нас. Говорят, давайте, Академия Наук, занимайтесь инновационной деятельностью. Но ведь это не так все просто. В СССР была целая сеть прикладных институтов, отраслевых. Вот им мы и передавали свои разработки, там были соответствующие кадры, которые это превращали в изделия. Сейчас это все разрушено. И небольшому по количеству научному составу говорят, а вы их замените. Тогда мы забросим фундаментальные исследования и снова отстанем.
Вопрос: А как Вы относитесь к контрактной основе? Предлагается заключать контракт с научными работниками на три года, затем они проходят аттестацию и, если результаты неудовлетворительные, то контракт продлеваться не будет.
Петр Мартышко: Я лично положительно. Это нормальная практика. Заграницей именно так. Это взбадривает людей, чтобы не почивали на лаврах. Вот только, знаете, чего боятся? Мы достаточно пожили в нашей стране. Многие боятся, что начнутся злоупотребления, что администратор будет относиться к ученому не по вкладу в науку, а по личным отношениям. Хотя это есть во всем мире. Есть система сдержек и противовесов. Есть профсоюз, в конце-концов. Я не боюсь контрактной системы, я боюсь ее извращения. У нас же Минфин в стране всем заправляет. Он говорит: вот понимаете, есть институты, которые сами зарабатывают. Так честь им и хвала. Нет, не правильно, мы должны разделить потоки. Мы должны у них отнять половину бюджетных ставок, которые они могут содержать за счет договоров, а этих вывести за штат. Ведь понимаете, договор сегодня есть, а завтра нет. А если я взял человека, я должен ему платить зарплату. А если у меня денег не будет, он подаст на меня в суд и выиграет.
Вопрос: А боитесь ограничений по заграничным командировкам, которые собираются вводить вместе с повышением зарплаты и контрактной основой?
Петр Мартышко: Не понимаю, почему шумиху поднимают вокруг этого. Особо сильная выездная волна была из центральной части, там были давние связи с зарубежными организациями. У нас был закрытый город. Если у нас сотрудник выезжает на два-три месяца в командировку, он все равно потом возвращается. Те, кто хотел уехать насовсем, давно уехали. Если совместный проект, и результаты общие, так чего запрещать? А если он работает на тот институт, то такие запреты вполне резонные.
Вопрос: Что будет с российской наукой?
Петр Мартышко: У меня созрел такой принцип: не мешайте. Есть бюджетное финансирование, конечно, хотелось бы больше. Но мы все реально смотрим на вещи. Как сказал когда-то Конфуций: не дай вам бог жить в эпоху перемен. К сожалению, у нас эта эпоха затянулась. У нас как началось все с начала 90-х, так все и продолжается. Так за это время материал стареет, не говоря о человеческой психике. Правда, в новой концепции реформы мне понравилась одна фраза: за Академией наук сохраняется имущество, даже временно не используемое. А ведь все эти реформы, чего греха таить, затевались для того, чтобы отнять у Академии наук собственность в Москве на Ленинском проспекте, в Санкт-Петербурге. Вот если олигархи увидят эту строчку за подписью Президента, они от нас отстанут. Я вообще оптимист, был бы пессимистом, давно бы уехал.
Редакция благодарит телекомпанию "Ермак" за предоставленные материалы